– Товарищ Шолохов дал недавно отличный очерк в «Правде» по этому поводу – читал, Серго? Очень хорошо написал товарищ Шолохов о недоработках местного руководства. Он знает проблему изнутри. Мы думаем, товарищ Шолохов, что главу из вашего нового романа тоже следует дать в газете «Правда». Где вы собираетесь его публиковать целиком?
Шолохов рассказал о ситуации в «Новом мире» и позиции редакции.
– Что там у нас за путаники сидят? – усмехнётся Сталин. – Мы не побоялись кулаков раскулачить, чего же теперь бояться об этом писать? Роман надо печатать.
В финале встречи Сталин дал Шолохову номер своего кремлёвского телефона: на самый крайний случай. Такой номер из числа писателей был только у Горького.
Ворошилов и Орджоникидзе, два ближайших сталинских соратника, увидев это, сделали все необходимые выводы.
На этот раз – всё сложится!
6 января 1932 года в газете «Правда» под заголовком «Путь туда – единственный…» выйдет глава нового романа.
Шолохову предложат войти в штат газеты «Правда» в качестве спецкора.
Ему сообщат, что по любым значимым вопросам он может обращаться к Орджоникидзе, Ворошилову, Ягоде, которых знает лично.
Сталинские цифры телефона он помнит наизусть.
В первом номере «Октября» возобновляется публикация «Тихого Дона».
Три года ждал он возвращения Григория и Аксиньи!
В первом номере «Нового мира» пойдут первые девять глав «Поднятой целины».
У Полонского в дневнике забавно сказано о литературных нравах: «…обиделся Гладков, увидев, что первым в январской книге “Нового мира” идёт роман Шолохова, а не его. Хочет снять свой роман. Указывает на плохой язык Шолохова, а того не замечает, что его “Энергия” написана не то что помелом, а чёрт знает чем».
Вместо Полонского на должность редактора с нового года пришёл Иван Михайлович Гронский – ставленник Сталина, которому скоро предстоит сыграть важнейшую роль в глобальной перестройке советской литературы. Рекомендации о необходимости немедленно публиковать шолоховский роман Гронскому передали от Сталина лично.
Шолохову – 26 лет. Он стоит в центре советской литературы. Он – триумфатор, удачник, идеальный пример советской вертикальной мобильности.
Недоучившийся гимназист, казачок, сын приказчика, разжалованный продинспектор – силою дара и мощью характера вознесённый на самый верх, под кремлёвскую звезду, на которую он, выходя на Красную площадь в морозный вечер 28 декабря, оглянулся.
Звезда сияла.
Глава восьмая
Заступник
Раз такие дела завертелись – Новый год пришлось встречать в Москве.
В новогодние праздники загуляли с Фадеевым. Оба были молоды, крепки на выпивку, полны сил. Обоим улыбалась удача. Кажется, с пьяных глаз отлично почудачили. В январском письме Фадееву Шолохов пишет: «Без улыбки не могу вспоминать, как нас разогнал Генрих Григорьевич. Хороший он парень, но обложил нас, что называется, за зря… Или нет?»
Генрих Григорьевич – это Ягода.
Пили в гостях у некоего Павла, упомянутого в письме. Неужели Павла Петровича Постышева? Секретарь ЦК ВКП(б) и заведующий Организационно-инструкторским отделом ЦК ВКП(б) – он напрямую занимался и делами литераторов тоже.
То ли на радостях, после нервного перенапряжения, то ли по хмельному делу нагулялся распахнутый настежь по Москве. По приезде в Вёшенскую на девять дней свалился с температурой 40 и только в десятых числах вернулся к рукописи «Поднятой целины». Теперь уже было не отвертеться – хочешь не хочешь, а в «Новый мир» сдавай новые главы. То же и «Тихого Дона» касалось: начали публиковать – веди роман к финалу.
В апреле 1932-го Шолохов с юморком пишет Левицкой: «Ни единого “выходного” не было, вокруг меня одни и те же, страшно прискучившие мне люди (по “Т. Дону” вперемежку с новыми из этой раззлосчастной “Целины”); все они какие-то непохожие друг на друга, потрясающе разные… Тут и повстанцы, и колхозники, и белобандиты, и пр. Вы понимаете моё положение?»
Едва ли не лучшие страницы своей прозы пишет Шолохов в ту зиму-весну: в лихой его голове уживаются разом Мелеховы, Аксинья, Кудинов, Давыдов, дед Щукарь, Макар Нагульнов и его Лушка.
«Поднятая целина» будет идти в «Новом мире» подряд – по девятый, сентябрьский номер. Пока публикуют написанные главы, Шолохов делает новые.
В этом романе особенно ценно ощущение многоголосья. Раскрываешь книгу – и словно на собрание попал в Гремячьем Логу – ругаются, кричат, смеются, плачут, проклинают, славят… Видно, что автор слышит, различает и может передать множество интонаций и голосов. Что он молод, неукротимо любопытен к жизни.