Я поблагодарил Вас за письма, так как они вскрывают болячку нашей партийно-советской работы, вскрывают то, как иногда наши работники, желая обуздать врага, бьют нечаянно по друзьям и докатываются до садизма. Но это не значит, что я во всём согласен с Вами. Вы видите одну сторону, видите неплохо. Но это только одна сторона дела. Чтобы не ошибиться в политике (Ваши письма – не беллетристика, а сплошная политика), надо обозреть, надо уметь видеть и другую сторону. А другая сторона состоит в том, что уважаемые хлеборобы вашего района (и не только вашего района) проводили “итальянку” (саботаж!) и не прочь были оставить рабочих, Красную армию – без хлеба. Тот факт, что саботаж был тихий и внешне безобидный (без крови), – этот факт не меняет того, что уважаемые хлеборобы по сути дела вели “тихую” войну с советской властью. Войну на измор, дорогой тов. Шолохов…»
О саботаже, имевшем место, впрочем, писал и сам Шолохов – что скрывать, казаки, мнившие себя хитрей власти, думали обмануть это лязгающее сооружение: государство. Отличие же Шолохова от Сталина было в том, что первый их жалел и прощал, а второй… Доделывал задуманное, невзирая ни на что.
«Конечно, это обстоятельство ни в коей мере не может оправдать тех безобразий, которые были допущены, как уверяете Вы, нашими работниками. И виновные в этих безобразиях должны понести должное наказание. Но всё же ясно, как божий день, что уважаемые хлеборобы не такие уж безобидные люди, как это могло бы показаться издали», – написал Сталин.
Лишним здесь было только слово «издали».
Издали от Вёшенской находился он – всевидящий кремлёвский обитатель. Последний, впрочем, из числа властителей того века, вступавших в содержательную переписку с писателями и звонивших посреди ночи поэтам.
10 мая по сталинскому приказу во главе московской партийной комиссии на Дон прибудет крупнейший чиновник, член Президиума ЦКК ВКП(б), член Партколлегии ЦКК ВКП(б) и коллегии наркомата Рабоче-крестьянской инспекции Матвей Фёдорович Шкирятов – человек с широко поставленными глазами инквизитора, секирно изогнутыми бровями, тонкогубый и всегда, казалось, то ли саркастично удивлённый, то ли чем-то брезгующий. На работу в ЦК РКП(б) он пришёл в 1921 году и тут же возглавил комиссию ЦК по проверке и чистке рядов партии.
Шкирятов находился в Вёшенском районе десять дней. Шолохов несколько раз сопровождал его в поездках. Но встречались со Шкирятовым и остальные фигуранты запущенного Шолоховым разбирательства: Овчинников и компания. Насколько было возможно, они подготовились к приезду комиссии.
Виноватый для немедленного наказания был предоставлен. 20 мая ростовская газета «Молот» опубликовала новость: «За исключительное головотяпство и бюрократический произвол, допущенный пом. районного прокурора Вёшенского района Балановым В. П., выразившиеся в аресте и содержании под стражей в период разгара сева в течение 9 дней без всяких оснований 53 колхозников Лебяженского колхоза, в числе которых оказались лучшие ударники колхозных полей, премированные за систематическое перевыполнение норм сева, – снять Баланова В. П. с должности пом. районного прокурора и объявить ему строгий выговор. Считать нецелесообразным использование впредь Баланова на работе в органах юстиции».
Арест 53 ударников – это беда, но, – думал Шолохов, – замёрзшие и умершие с голода люди, – кто ответит за них?
Баланов, лишившийся права трудиться в юстиции – это и есть воздание?
Не слишком ли гуманна партия?
Луговой, впрочем, сообщал в своих мемуарах другие подробности: «Приехав в район, Матвей Фёдорович выпустил из дома заключения всех арестованных и осуждённых, распорядился об освобождении даже приговорённых к расстрелу и находившихся в тюрьмах в Миллерово, Новочеркасске и других городах. Шкирятов потребовал восстановить исключённых из колхозов, вернуть выгнанным колхозникам их законные права. Комиссия дала указание пересмотреть все дела исключённых из партии коммунистов и восстановить в партии невиновных…»
По возвращении в Москву 28 мая Шкирятов доложил Сталину: «Результаты расследования перегибов в Вёшенском районе полностью подтвердили правильность письма тов. Шолохова». Сталин мог бы наказать виновных одним кивком головы, но, кажется, хотел, чтоб Шолохов сумел оценить его въедливость и справедливость. 2 июля всех вызвали в Москву: Шолохова и Плоткина, Овчинникова и Зимина, а также фигурировавшего в шолоховских письмах командира агитколонны Пашинского – того самого затейника, что принуждал колхозников пить в огромном количестве воду, смешанную с салом, пшеницей и керосином.
Шолохов увидел в Кремле другую, изменившуюся с прошлогоднего визита обстановку. По указанию Сталина в здании впервые сделали перепланировку, изменили интерьеры: стены обшили дубовыми панелями с вставками из карельской берёзы, установили такие же дубовые двери.
Сидели теперь все вместе в сталинской приёмной. Пахло чистотой, деревом. И хорошим табаком из-за дверей сталинского кабинета.