Читаем Шолохов. Незаконный полностью

– Мне для работы нужен статист: иначе, пока замеряю все участки и сведу воедино показатели, работать окажется некогда. Мария Петровна и Лидия Петровна для такой работы очень подходят.

Отец только бровь поднял: ишь ты, какой ловкач!

Мария Петровна: «И тут как-то вскоре Михаил Александрович заболел».

Не с тех ли дней в рассказе «Чужая кровь» зарисовка о том, как казачья семья выхаживала продкомиссара: «Четвёртые сутки лежал он в горнице шафранно-бледный, похожий на покойника… Каждый день Гаврила вставлял ему в рот свой потрескавшийся, зачерствелый палец, концом ножа осторожно разжимал стиснутые зубы, а старуха через камышинку лила подогретое молоко и навар из бараньих костей».

Шолохову разыскали фельдшера. Мария Петровна вспоминает: «У больного был сильный жар. Нужен был лёд, лёд в Букановской был только у нас (каждую весну погреб набивали льдом), больше ни у кого льда не было. Я говорю Лиде: “Надо отнести ему лёд”; она отнесла, я сама стеснялась… Потом фельдшер говорил, что лёд очень помог в лечении».

С Лидой у Михаила и завертелось: подмигивания, улыбки.

Букановские уверяли потом: один поцелуй у Лиды он сорвал.

Тем временем Марию Петровну мобилизовали в статистики. Вспоминает: «Когда стало Михаилу Александровичу немного легче, мы с двоюродной сестрой Антониной, которая тоже работала статистиком в исполкоме, пошли к нему на квартиру. Что-то надо было узнать по работе, уточнить с бумагами. Он был ещё слаб, но уже выздоравливал. В комнате был цветок, китайская роза, и как раз один цветок расцвёл. Он сорвал его и подарил мне. И ещё подарил маленькую яркую красную звёздочку, такую, как на красноармейские фуражки прикалывали».

Звёздочку и розу взяла, но сама, верно, думала: что ж он, сразу и за Лидой, и за мной ухаживает? Как быть-то?

Мария Петровна сама признавала: Лида была самой красивой из всех сестёр Громославских. Но по казачьим законам было так: если казак знакомится с сёстрами – внимание он обязан оказывать старшей.

* * *

Признаться, в ту пору он не только за сёстрами Громославскими ухаживал. Пока учился на продинспектора, Шолохов не раз и не два по дороге домой заглядывал в Ясеновку. Как Григорий Мелехов заглядывал в разорённое имение Листницких – так же.

В Ясеновке у Михаила завязались тёплые отношения с внучкой помещицы Анастасией Дмитриевной Поповой. Отцом её был тот самый барин Дмитрий, что ухаживал за матерью Шолохова задолго до его рождения – и от которого она понесла. Если б то дитя выжило, а дальше всё сложилось бы, как сложилось, – у Шолохова была бы сводная сестра по матери. Соответственно, эта покойная девочка была бы сестрой по отцу той самой Анастасии, за которой он теперь ухаживал.

Судьбы извороты!

Анастасия тоже училась в Усть-Медведицкой гимназии – наверняка они с Машей Громославской видели друг друга, – пока это учебное заведение не закрыли.

Шолохов слал Анастасии нежнейшие письма. Младшая её сестра Ольга подсмотрела в тех письмах одну фразу: «Ещё не успеют распуститься клейкие листочки в Вашем саду, как я приеду к Вам и буду целовать края Вашей одежды». Получается, писать он начал ей, как минимум, зимой – в самом начале 1922-го.

Весной и летом он несколько раз – по пути из Букановской в Каргинский и обратно – будет заезжать в Ясеновку. Однажды, решившись, сделает Анастасии предложение. 17 лет – и такая решительность! Родителей о своих планах даже не оповещал.

Та ответит:

– Я старше вас.

– Я люблю старше себя, – упрямо скажет он.

Она откажет. Близких отношений у Анастасии и Михаила не сложится. Но, вполне возможно, в те визиты в разговорах с ней, с её младшей сестрой Ольгой, с дворовыми и местными людьми, он понемногу достроил картину тех трудных отношений между его родителями и её родителями, что так или иначе лягут в основу основной любовной коллизии «Тихого Дона».

Через два года Анастасия вышла замуж за вёшенского агронома – малоросса по происхождению – Антона Васильевича Кули-Баба. В «Тихом Доне» фигурирует герой по фамилии Геть-Баба: Михаил запомнит своего соперника. «Геть» в переводе с малоросского означает – «вон, уходи».

Когда у Шолохова выйдет первая книжка – «Донские рассказы», он подарит её Анастасии – похоже, чувство к ней было у него крепким. Книгу и письма Анастасия выкинет. Шолохов об этом знать не будет.

Работая над «Тихим Доном», он будет заезжать в гости к Анастасии и её мужу Антону Васильевичу Кули-Баба, чтобы почитать им первые главы, – словно бы поверяя семейные предания людям, которые – просто по факту родства – были причастны к тем коллизиям, что творились в романе. Быть может, читая, поглядывал на Анастасию, пытаясь понять: догадалась ли она, какие тут истории рассказаны?

…Когда Шолохов станет знаменит на всю страну, у Анастасии – в девичестве Поповой, а теперь Кули-Баба – спросили: не жалеет ли она, что отказала будущему писателю?

– Нет, – коротко ответит та.

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
Жертвы Ялты
Жертвы Ялты

Насильственная репатриация в СССР на протяжении 1943-47 годов — часть нашей истории, но не ее достояние. В Советском Союзе об этом не знают ничего, либо знают по слухам и урывками. Но эти урывки и слухи уже вошли в общественное сознание, и для того, чтобы их рассеять, чтобы хотя бы в первом приближении показать правду того, что произошло, необходима огромная работа, и работа действительно свободная. Свободная в архивных розысках, свободная в высказываниях мнений, а главное — духовно свободная от предрассудков…  Чем же ценен труд Н. Толстого, если и его еще недостаточно, чтобы заполнить этот пробел нашей истории? Прежде всего, полнотой описания, сведением воедино разрозненных фактов — где, когда, кого и как выдали. Примерно 34 используемых в книге документов публикуются впервые, и автор не ограничивается такими более или менее известными теперь событиями, как выдача казаков в Лиенце или армии Власова, хотя и здесь приводит много новых данных, но описывает операции по выдаче многих категорий перемещенных лиц хронологически и по странам. После такой книги невозможно больше отмахиваться от частных свидетельств, как «не имеющих объективного значения»Из этой книги, может быть, мы впервые по-настоящему узнали о масштабах народного сопротивления советскому режиму в годы Великой Отечественной войны, о причинах, заставивших более миллиона граждан СССР выбрать себе во временные союзники для свержения ненавистной коммунистической тирании гитлеровскую Германию. И только после появления в СССР первых копий книги на русском языке многие из потомков казаков впервые осознали, что не умерло казачество в 20–30-е годы, не все было истреблено или рассеяно по белу свету.

Николай Дмитриевич Толстой , Николай Дмитриевич Толстой-Милославский

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Публицистика / История / Образование и наука / Документальное