Читаем Шолохов. Незаконный полностью

В августе получил первую не чернорабочую должность – счетовод в жилищном управлении № 803 на Красной Пресне, 23-й дом. В каргинских конторах, спасибо Александру Михайловичу, обучился всяким бумажным работам. Все эти месяцы он читает, пытается что-то писать, снова читает, снова пишет; им уже овладел этот зуд – сказать своё слово.

Шолохов понемногу догадывался, что увиденного им к 18 годам может хватить не то чтоб для литературы, но хотя бы на разовое выступление: чтобы люди узнали, как там у них было – на Верхнем Дону. Там в те годы не оказалось больше никого, кто был готов стать летописцем страшных событий. Он один такой сыскался – от Богучара до Каргинской, от Вёшенской – до Букановской.

Высший замысел в том просматривается: свидетелей Гражданской войны не ссыпали в одно место – где-нибудь под Тулой, – а высадили, взрастили по всей стране, чтоб отовсюду донесли весть. И у Шолохова имелось своё донесение, пусть и не сформулированное ещё.

Первое, о чём должно задуматься пишущему человеку – поиском себе подобных. Шолохов мог попытаться примкнуть к самым разным литературным группировкам: их тогда существовало немыслимое количество, особенно поэтических. Но, кажется, он заранее определился, куда ему надо. В комсомольский круг! Ничего другого, скорее всего, он и не знал толком.

Здесь стоит проговорить очевидное: ни донские трагедии Гражданской войны, ни разорение отца, ни отказ принять его в комсомол и в ЧОН, ни жесточайшие неудачи в Букановской, – ничто из перечисленного не озлобило Шолохова и не сделало его врагом большевизма. Он с муравьиным упрямством двигался в сторону новой власти, чтоб выучиться у неё писать, работать, выживать. Быть может, этот урок он усвоил ещё в те месяцы, когда полыхало Вёшенское восстание: большевиков не сломить, не переупрямить – с ними надо жить.

Ещё в октябре 1922 года по инициативе ЦК РКСМ было создано объединение молодых комсомольских писателей под названием «Молодая гвардия». Открылось издательство с тем же названием, начался и выпуск одноимённого журнала. Первоначально в группу входили поэты Александр Безыменский, Александр Жаров, Михаил Голодный. Компания была небольшая, но хваткая – практически все первые «молодогвардейцы» выбились в советскую комсомольскую классику. Поэзия первой начала осваивать Гражданскую войну и неслыханную постреволюционную новь. Прозе всегда нужен чуть более долгий разбег.

Писатель и ответственный секретарь «Молодой гвардии» Виктор Светозаров – как и все вокруг тогда, совсем юный, 20-летний, но успевший повоевать в Гражданскую, – запомнил: сентябрь, дождь – и вот первый выход Шолохова: «На приступках каменной лестницы писательского общежития, что располагалось на Покровке, 3, появился невысокого роста, белокурый, кудреватый паренёк, с крутолобым веснушчатым лицом. На пареньке сапоги со стоптанными каблуками, солдатская вылинявшая шинель, барашковая шапка времён мировой войны.

На втором этаже общежития в коридоре поэты читают стихи. Звучит едва слышный задушевный голос Михаила Светлова…

– Шолохов! – рекомендуется светлоглазый паренёк. – Слышал, что в этом доме живут поэты. Сам пишу рассказы. Вот пришёл познакомиться».

В общежитии том жили тогда участники Гражданской, писатели Артём Весёлый, Александр Фадеев, Юрий Либединский и множество иных «молодогвардейцев», чьи имена ныне забыты.

В общежитие Шолохова не взяли, но предложили посещать на общих основаниях литературные занятия. Что ж – и то неплохо.

К «молодогвардейцам» к тому времени прибился ещё один начинающий автор, на четыре года старше Шолохова – Василий Кудашёв. Из Рязанской губернии, до 17 лет жил в деревне, в 1919-м перебрался в Москву, работал на том же Александровском вокзале, где и Шолохов, чернорабочим, потом, как и Шолохов, вынужден был вернуться в свою деревню, но в 1922 году получил направление на рабфак и приступил к учёбе. Писатель Василий Ряховский запомнил Кудашёва как «несколько чудаковатого, милого и смешного, беспредельно преданного своей родине» человека.

Они с Шолоховым друг друга сразу опознали – и судьба зеркальная, и рязанские корни никто не отменял. После второго же занятия разговорились, сошлись, задружились. Почти всякому русскому гению судьба дарит дружбу человека, наделённого отдельными ангельскими полномочиями. Для Шолохова таким человеком стал Кудашёв – скромный, лишённый зависти, безотказный помощник в сотнях самых разных дел. Будто бы одной из жизненных задач Кудашёва была не только забота о семье и развитие своего малого, но честного дара, – но и пожизненная помощь одному знакомому гению в достижении заданной Господом высоты.

* * *

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
Жертвы Ялты
Жертвы Ялты

Насильственная репатриация в СССР на протяжении 1943-47 годов — часть нашей истории, но не ее достояние. В Советском Союзе об этом не знают ничего, либо знают по слухам и урывками. Но эти урывки и слухи уже вошли в общественное сознание, и для того, чтобы их рассеять, чтобы хотя бы в первом приближении показать правду того, что произошло, необходима огромная работа, и работа действительно свободная. Свободная в архивных розысках, свободная в высказываниях мнений, а главное — духовно свободная от предрассудков…  Чем же ценен труд Н. Толстого, если и его еще недостаточно, чтобы заполнить этот пробел нашей истории? Прежде всего, полнотой описания, сведением воедино разрозненных фактов — где, когда, кого и как выдали. Примерно 34 используемых в книге документов публикуются впервые, и автор не ограничивается такими более или менее известными теперь событиями, как выдача казаков в Лиенце или армии Власова, хотя и здесь приводит много новых данных, но описывает операции по выдаче многих категорий перемещенных лиц хронологически и по странам. После такой книги невозможно больше отмахиваться от частных свидетельств, как «не имеющих объективного значения»Из этой книги, может быть, мы впервые по-настоящему узнали о масштабах народного сопротивления советскому режиму в годы Великой Отечественной войны, о причинах, заставивших более миллиона граждан СССР выбрать себе во временные союзники для свержения ненавистной коммунистической тирании гитлеровскую Германию. И только после появления в СССР первых копий книги на русском языке многие из потомков казаков впервые осознали, что не умерло казачество в 20–30-е годы, не все было истреблено или рассеяно по белу свету.

Николай Дмитриевич Толстой , Николай Дмитриевич Толстой-Милославский

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Публицистика / История / Образование и наука / Документальное