Шолохов. Незаконный

В «Донских рассказах», как впоследствии и в «Тихом Доне», всё оказалось насыщено каргинскими приметами. Площадь и школа в центре станицы, церковь с кирпичной оградой, кладбище за станцией фигурируют в рассказах «Пастух», «Продкомиссар», «Алёшкино сердце».

Даже заготконтора № 32, где работали отец и сын, – и та была упомянута. В рассказы попали песчаный тракт, меловые яры и располагавшиеся под ними левады и вербы. Речка с деревянным мостком, иной раз в рассказах именуемая Доном, по всем приметам была похожа на Чир. Глинище – овраг, где станичники нарывали себе белую глину для побелки куреней, – из рассказа «Продкомиссар» находилось в двухстах метрах от станицы Каргинской, если отсчитывать от двора Мартина Ковалёва, который, как мы помним, в «Тихом Доне» станет одним из братьев Шамилей. В рассказе «Смертный враг» действие происходит на хуторах Подгорный и Калиновский – это реальные, соседние с Каргиным селения.

В рассказы угодила целая галерея хуторян, списанных с реальных людей, чаще всего сохранивших неизменённые имена или прозвища: Сидор Коваль и дед Александр Четвёртый (из повести «Путь-дороженька»), Арсений Клюквин («Двухмужняя»), Алёшка Попов («Алёшкино сердце»), Яков Алексеевич («Батраки»), дед Гаврила («Чужая кровь») и секретарь комсомольской ячейки Покусаев – уже, как было сказано выше, послуживший прототипом одного из героев фельетона «Испытание».

Сидора Коваля звали Сидор Акимович Мазанов, жил он на краю станицы Каргинской. Прототип деда Александра Четвёртого носил фамилию Каргин и проживал в одном квартале от Шолоховых. А склады с боеприпасами, которые поджигает Петька Кремнёв в повести «Путь-дороженька», действительно находились в Каргинской – их устроили в кирпичных сараях купца Семёна Попкова. Причём те же самые склады фигурируют и в романе «Тихий Дон» – там они сгорят вместе с окрестными куренями.

Явившись с книжечками, газетами и журналами в Каргинскую, Шолохов без стеснения раздал всё это соседям. Те читали взахлёб. Сначала удивлялись тому, что их сосед, до недавней поры казавшийся годным только на то, чтоб в театре сценки показывать, оказался сочинителем. Следом пришло узнавание в персонажах вполне конкретных людей. Так же, спустя несколько лет, будут читать «Тихий Дон», а затем и «Поднятую целину».

События и в шолоховских рассказах, и в романах никогда не являлись строго документальными, но строились по схожим принципам. Реально существовавшие люди встречаются с вымышленными. Действие происходит во вполне конкретных местах, и большинство примет – вполне конкретны. Действительные события, имеющие документальное подтверждение, перемежаются с художественными.

Казачество в «Донских рассказах» было описано как носитель ядрёной, старинной, мрачной силы – беспощадной в первую очередь к собственным детям, возжелавшим неслыханных перемен. В трёх рассказах отец убивает сына, в трёх – сын отца, ещё в одном рассказе сын приказывает расстрелять отца и брата.

Истории эти могли бы показаться попыткой молодого автора усилить трагику, когда б они не прошли через собственную судьбу их рода. Достаточно обратиться к судьбе любимой шолоховской тётки Дуни – Евдокии Семёновны в девичестве Обоймаковой – и её мужа Владимира Николаевича Шерстюкова. Шерстюков, напомним, был свидетелем со стороны невесты на свадьбе Александра Михайловича и Анастасии Даниловны и работал с братьями Шолоховыми приказчиком в магазине Лёвочкина. Тётка Дуня была родной сестрой жены Петра Шолохова Анны.

Миша Шолохов постоянно бывал в доме Шерстюковых – сначала в Каргинской, а потом в Богучаре. В шолоховское воспитание тётка Дуня вложилась, кажется, не меньше, чем мать. Когда началась Гражданская, сын Шерстюкова от первого брака Константин пошёл к красным. Был в подполье. В 1919 году явился на белогвардейское собрание в Богучаре загримированным – с приклеенной бородой и усами. Костю арестовали. Владимир Николаевич пробился к нему на свидание. Тот успел шепнуть: вели, чтоб пожгли все бумаги. Евдокия Семёновна бросилась жечь – успела как раз до обыска. Но, даже не найдя ничего, Костю решили казнить.

Когда его и ещё одного подпольщика вешали, в станицу ворвались красные. Оказавшись у помоста, красноармейцы срубили обе верёвки – но второго откачали, а Костя уже умер. Второй подпольщик пришёл потом к Шерстюковым и рассказал про обстоятельства смерти сына. После казни сына Владимир Николаевич пытался покончить жизнь самоубийством – точнее сказать: ударил гирей себя в голову.

Михаил многократно видел Костю, хотя разница в годах у них была слишком серьёзна. Куда лучше знал младшего брата его – Виктора. Тот был старше Миши на пять лет, но они удивительным образом сошлись, сдружились – совсем малый мальчонка Минька и подросток Витька. Рос Виктор преспособнейшим парнем с отличными задатками, ему прочили карьеру учёного. В 1920-м он пытался разузнать обстоятельства смерти брата Константина, попал в руки контрразведки Добровольческой армии – и его казнили тоже.