Шолом-Алейхем

Н ужно ли удивляться, что учитель и ученица полюбили друг друга? Смущает ли кого-нибудь юный возраст ученицы: двенадцать, тринадцать, четырнадцать лет? Самих влюблённых ничто не удивляло и не смущало: они просто не замечали свою любовь, никогда не говорили о ней, и она оставалась невинной, как любовь брата и сестры. Окружающие – все, кроме Лоева, – и то больше понимали, что происходит, нежели сами учитель и ученица.

Но всё изменилось, когда из Бердичева погостить к двоюродному брату, которого не видела много лет, приехала тётя Тойба. Умная, проницательная, дальновидная, тётя Тойба сразу поняла, в чём дело. Нет, учитель племянницы ей очень понравился: «Славный молодой человек – ничего не скажешь; образованный и к тому же из приличной семьи – это совсем хорошо. Но почему это учитель должен быть так близок со своей ученицей? А по её мнению, учитель что-то слишком уж близок с ученицей. Откуда ей это известно? Уж тётя Тойба знает! У тёти Тойбы такой глаз! Тётя Тойба взяла на себя труд следить за каждым шагом юной пары, и сама своими глазами видела, как они ели из одной тарелки. Где это было? У Доди (Додя – эконом Лоева. – А. К. ). Тётя Тойба из Бердичева с первого же дня заметила, что девушка изнывает по парню, а парень готов жизнь отдать для девушки. Да это всякий видит, говорила тётя Тойба; не видеть этого может разве лишь слепой на оба глаза или тот, кто не хочет замечать, что у него под носом делается…» [41]

Своими наблюдениями и соображениями тётя Тойба поделилась с Лоевым – под строжайшим секретом и за полчаса до своего отъезда; и тот вскипел так, что перепуганная тётя Тойба, уразумев, к чему привели её слова, тут же дала обратную: это всё так, но какие причины для огорчения? Они же любят друг друга; а что парень беден, так бедность не порок. Лоев знает, что бедность не порок; Лоев согласен, что парень славный и образованный, но завести роман у него в доме и за его спиной! Отец выбирает дочери жениха, а не сама она принимает решение, не спросясь отца! Лоев был оскорблён, взбешён, возмущён.

Обо всём этом Шолом узнал на следующее утро, когда, проснувшись, не обнаружил в доме никого, кроме слуг. Слуги не знали, куда вдруг уехали хозяева; передали Шолому пакет с жалованьем за все три года и указали на запряжённые сани, что ждали его на дороге. «Изгнанием из рая» назовёт этот день Шолом-Алейхем.

Куда едет молодой человек с деньгами, разбитым сердцем, кучей рукописей и литературными амбициями? Конечно, в Киев. Заехать по дороге на почтовую станцию, к хорошему другу почтмейстеру Малиновскому, взять с него обещание, что он станет передавать письма Шолома прямо в руки Ольге, минуя Лоева, – и в Киев! (Почтмейстер обещал, он был Шолому хорошим другом, но Лоеву – ещё лучшим, и как потом выяснилось, от Малиновского Ольга не получила ни одного письма.)

Итак, Киев. Город, который Шолом будет любить всю жизнь, писать друзьям: «Это ведь Киев, а Киев – это ведь мой город», «Быть всюду на моём празднике немыслимо, но то, что я не мог быть в Киеве, нагоняет на меня тоску!», «Не знаю, известно ли Вам, что я киевлянин», и в котором, умирая в Нью-Йорке, завещает себя похоронить, – этот город встретил юного писателя ой как неприветливо. Шолом остановился на заезжем дворе на Подоле, где разрешалось жить евреям. Не всем, вы помните, а только тем, которые имели «правожительство». Шолом же не относился ни к купцам первой гильдии, ни к зарегистрированным проституткам, ни к николаевским солдатам, и поэтому юридически считался для матери городов русских контрабандой. Поступавшая в Киев еврейская «контрабанда» днём бегала хлопотать по своим делам (кто больного ребёнка показать доктору-светиле, кто выпросить денег у богатых родственников, кто найти какую-нибудь работу), а по ночам пряталась по заезжим дворам и молила Бога, чтоб не попасть под облаву. Облавы солдаты с жандармами учиняли регулярно, это называлось «произвести ревизию», и обнаруженные без «правожительства» евреи арестовывались, содержались в кутузке, а потом вместе с ворами и мошенниками отправлялись по этапу домой, то есть туда, где были прописаны.

Узнать, что такое «ревизия», Шолому довелось в первую же киевскую ночь. К счастью, косвенно. Хозяин заезжего двора был в хороших отношениях с околоточным, периодически подмазывал кого следует и знал о грядущей облаве заранее. Поэтому весь «запретный товар» был им рассован по шкафам, сундукам, в погреб, где никому в голову не придёт искать живого человека, – но большей частью на чердак, куда попал и Шолом.

Когда пронесло, хозяин собрал с каждого нелегала по полтора рубля, чтобы покрыть расходы по «ревизии».

А наутро Шолом – он же приехал в Киев не просто так, а с целью, – отправился разыскать какого-нибудь настоящего писателя, чтобы показать ему свои сочинения. Шолом знал, что где-то в Киеве живёт знаменитый поэт Иегалел [42] , автор всем известных поэм «Раб рабов», «Бессильный гнев» и «Злободневные вопросы», и отправился его разыскивать. Оказалось, поэт Иегалел прозаически работает кассиром в конторе при мельнице миллионера Бродского (в свой час, когда судьба сведёт с ним Шолома, расскажем о нём подробнее), оказалось, что знаменитость – маленький толстенький человек с косящими глазами. Но когда маленький толстый человек узнал, с чем Шолом к нему пожаловал, то сложил руки на груди, принял наполеоновскую позу и… собственно, на этом первая встреча Шолома с настоящим писателем была окончена.

Дальше начались поиски работы, точнее – чьей-нибудь протекции, по которой Шолома взяли бы на работу. Но один, в чужом городе… Казённый раввин отфутболивал Шолома к «учёному еврею» [43] , тот – к знакомому адвокату, адвоката было никак не поймать. Шолома кружило по Киеву, пока не докружило до некоего Моисея Эпельбаума из Белой Церкви, представившегося присяжным поверенным и уговорившего юношу поехать с ним в Белую Церковь в качестве секретаря.

Секретарь присяжного поверенного – чем плохо? Белая Церковь – тоже город, и Шолом принимает предложение, тем более что ничего другого ему не остаётся.

Должность секретаря в основном заключалась в переписывании бумаг, попутно присяжный поверенный обучал своего работника мастерству адвокатуры: знания – дело второстепенное; главное – напор и уверенность, они могут уничтожить любого человека с любыми знаниями; нужно не переставая сыпать словами, это самое важное в работе адвоката, язык должен работать больше, чем голова. Клиент – это дойная корова, нахала он уважает больше, чем учёного профессора, набитого под завязку законами.

И – вот – портфель. Портфель – это и есть адвокат. Без портфеля на улице показываться нельзя, насуйте туда старых газет, грязных манжет или воротничков – что угодно, лишь бы он был большим и толстым.

После одного из таких уроков Эпельбаум как бы между делом поинтересовался, много ли у Шолома при себе денег, а потом попросил одолжить их до вечера. И пропал. Ни вечером, ни на следующее утро, никогда после Шолом своих денег не увидит, «присяжный поверенный» оказался всего лишь ходатаем по делам, так называемым «поддельным адвокатом» – без права и лицензии; а на самом деле – картёжником и аферистом. После клуба он, продувшись, сразу уехал на вокзал, а оттуда – в Киев. Шолом его больше никогда не встретит.

Снова без денег и без работы, Шолом пишет отцу в Переяслав длинное велеречивое письмо, где как бы случайно роняет, что будь у него немножко мелочи, он бы с удовольствием приехал повидаться.

Вскоре от отца пришёл пакет с деньгами и письмом, в котором говорилось, чтобы сын поторопился: в одном городке неподалёку от Переяслава, Лубнах, открылась вакансия казённого раввина, и у Шолома есть все шансы занять эту должность.