Шопинг с Санта Клаусом

   «И это очень плохой знак, – зловеще молвил мой внутренний голос. – Абсолютно не считаются только с теми, кто уже приговорен и поставлен к стенке! Это у них нет ни последнего слова, ни возможности как-то влиять на ситуацию.»

   – Остановите машину! – попросила я.

   И убедилась, что мой внутренний аналитик не ошибся – влиять на ситуацию я действительно не могу! Рыжий только ухмыльнулся и покачал головой:

   – Я остановлю у «Берлина».

   – Остановите сейчас! – рявкнула я.

   Впереди показалось узнаваемое здание Рейхстага. К сожалению, площадь перед памятником истории и архитектуры пустовала, этим темным дождливым вечером культурные туристы предпочли для прогулок другие места. Тем не менее я решила, что покричать в открытое окошко: «Караул, помогите, спасите!» – все-таки не помешает, потому что на верхней площадке Рейхстага обычно дежурит какой-то дядька в форме – то ли охранник, то ли полицейский. Может, он услышит крики, запомнит машину и пошлет за ней вдогонку полицейский патруль?

   «Надежды мало, но ты все же попробуй, – с сомнением сказал внутренний голос. – Только кричи погромче, а то Рейхстаг вон какой высокий!»

   Совет был толковый, но голосить сразу, без предварительной распевки, я не могла. Я же культурный человек, у меня нет навыка горланить, как баба на Привозе! Я вообще не помнила, чтобы мне когда-либо прежде приходилось шокировать народ громким ором (исключая случай, когда я, пятилетняя, стоя вблизи похоронной процессии, радостно кричала под балконом родительской квартиры на пятом этаже: «Мамочка, сбрось мне флажок, тут парад начинается!»).

   Первое «Спасите!» прозвучало неуверенно и робко, и единственным ответом стало жужжание стеклоподъемников. Спустя три секунды окна машины закрылись наглухо, затем послышался злорадный щелчок, и кнопочки на всех четырех дверях укоротились вдвое.

   «Теперь ты дверь просто так не откроешь, тут центральный замок! – вспомнив недавнюю лекцию специалиста, запаниковал мой внутренний голос. – Вся надежда только на пилочку! У тебя же осталась еще одна?»

   Я сунула руку в сумку – поскрести по сусекам в поисках последней пилочки для ногтей. Маникюрные приборы расходовались, как патроны на стрельбище! Знала бы, что на эти пилки будет такой спрос, купила бы целый ящик!

   Острие искомой пилочки с готовностью вонзилось мне в ладонь. Я с трудом сдержала болезненный стон, а внутренний голос бурно обрадовался: «Есть пилка?! Отлично! Даже если не получится открыть ею дверь, теперь ты вооружена и живой врагу не дашься!»

   Даваться врагу мертвой тоже не особенно хотелось.

   – Спасите! Помогите! – заорала я уже в полный голос – может, не так громко, как Шаляпин в роли Мефистофеля, но не менее страстно.

   – Однако! – потряс головой рыжий гад.

   Я стиснула в кулаке пластмассовую ручку маникюрного штыка и приготовилась к бою.

   34

   Степа Красин стоял на смотровом балконе на куполе Рейхстага и с глубоким чувством смотрел на ночной Берлин в полевой бинокль. Бинокль был старый – дедушкин. И навязчивая идея запоздалого взятия Рейхстага тоже принадлежала деду Семену.

   – Степка, ты ж меня не подведи! – волновался он, трясущимися руками запихивая в чемодан внука потрескавшийся кожаный футляр с допотопным оптическим прибором и набор разноцветных мелков для детского творчества «Радуга».

   Рисовальные принадлежности в добровольно-принудительном порядке предоставила Степина племянница – первоклассница Маришка. Мелков жадной малявке было жалко до слез, но гневить вспыльчивого деда Семена она боялась, поэтому молча шмыгала носом. Когда взрослые отвлекались, Маришка бочком подкрадывалась к чемодану и вытаскивала из него свои мелки. Бдительный дед шлепал ее по руке, отнимал коробочку и закапывал ее в стопку чистого белья на дне чемодана. По мнению старика, детские мелки взрослому внуку нужны были гораздо больше, чем запас трусов и маек. И Степа должен был размашисто начертать на стене Рейхстага: «Рядовой С. Красин из г. Козедольска Ухтинского района дошел до Рейхстага. Да здравствует наша Победа!»

   Рядовой Степан Красин призван был исполнить заветную мечту рядового Семена Красина. В сорок пятом дед получил серьезное ранение на ближних подступах к Берлину и не дошел до Рейхстага каких-то пару километров.

   – Смотри, Степка, не обмани старика! Водрузи знамя! – волновался не по возрасту азартный восьмидесятипятилетний дед, вытряхивая личинок моли из пыльного бархатного вымпела с вышитыми на нем серпом-молотом и обтрепанной желтой бахромой. – Вот возьмем Рейхстаг – тогда помру спокойно!

   – Возьми Рейхстаг, Степочка, возьми-и! – сверкнув на деда мокрыми глазами, проныла жадюга Маришка.

   – Возьму! – успокоил ее Степа.