В следующие несколько минут все только накладывают, зачерпывают и поливают. Но, наконец, тарелки у всех полны, мы взрываем хлопушки (деревянные, ручной работы, раскрашенные женщинами из Непала), надеваем бумажные шляпы, и рождественский обед начинается. Стол, украшенный шотландскими лентами, неоновыми конфетти и скандинавскими подсвечниками (в конце концов, я решила, что моей темой будет эклектика), выглядит просто чудесно. Мартин положил себе гору брюссельской капусты, а Сьюзи – брокколи, и все взяли по пончику. Свинка Пеппа стала гвоздем программы. Видимо, отныне у нас каждый год будет на Рождество вегетарианская индейка.
– Что ж! – начинает мама. От Джесс и Тома ей досталось слово «Исток». Она, правда, расслышала его, как «Листок», и терялась в догадках, что это значит, пока ей все не объяснили. – Какое чудное Рождество! – Она встает и стучит по тарелке ложкой для пудинга, пока все не замолкают. – Друзья! Я хотела бы сказать пару слов. Все мы знаем, что в последние несколько дней со всеми этими событиями Бекки пришлось нелегко. И тем не менее сегодня все мы празднуем Рождество в этом гостеприимном, великолепно украшенном доме. И мне хотелось бы сказать Бекки, и Люку, и Минни большое спасибо! – Мама поднимает свой бокал. – За Брендонов!
– За Брендонов! – повторяют все, поднявшись на ноги, а Сьюзи добавляет: – Урожденных Блумвудов! – и все разражаются хохотом, а потом рассаживаются по местам и с аппетитом принимаются за еду.
Я тоже сажусь на свое место и несколько минут просто наблюдаю за всеми, чувствуя, как меня пропитывает тепло и счастье: мама нарезает для Минни индейку, Сьюзи, достав зеркальце, поправляет бумажную шляпу, Джесс подозрительно изучает описание хлопушки. Рождество – это лучший день в году. Даже если все идет не так, все равно это самый замечательный праздник. Я оборачиваюсь к Люку, который сидит слева от меня, во главе стола.
– Кстати, что ты думаешь о словах в качестве подарка? – негромко спрашиваю я под гул разговоров. – В смысле, вот как Том и Джесс сделали.
– Весьма впечатляет, – отвечает Люк. – Не совсем то, что я ожидал, и все же.
– И я так думаю, – киваю я и непринужденно спрашиваю: – А ты бы мне какое слово подарил?
– Даже не знаю, – смеется Люк.
– Ну давай же, вручи мне слово. Подари мне слово на Рождество, – шутливо, но в то же время серьезно прошу я. Почему-то мне очень хочется услышать это слово. То, которое он для меня выберет.
Словно бы почувствовав это, Люк откладывает нож и вилку. Оборачивается ко мне, долго внимательно смотрит своими темными глазами и, наконец, тихо произносит:
– «Возлюбленная».
Я заливаюсь краской, в носу у меня щекочет. Возлюбленная. Вот какое слово он для меня выбрал. Возлюбленная.
Мне нравится мое новое платье. Очень-очень. Но этот подарок я запомню на всю жизнь.
– Хорошее слово, – говорю я, стараясь справиться с чувствами. – Спасибо.
– Не за что, – Люк снова берется за нож и вилку. – А теперь ты подари мне слово, – добавляет он. – И тоже какое-нибудь хорошее.
Несколько секунд я молчу, соображая. А затем, набрав в грудь побольше воздуха, отзываюсь:
– Хорошо. Я подарю тебе слово.
– Отлично, – Люк вытирает рот салфеткой. – Оно мне понравится?
– Думаю, да. – Сердце у меня вот-вот выскочит из груди. – Думаю, оно очень тебе понравится. Готов?
Жду, пока он снова не отложит нож и вилку. А потом – пока не повернется и не посмотрит мне прямо в глаза. Жду. И жду. И жду.
И, наконец, наклоняюсь к нему и тихонько шепчу прямо в ухо:
– «Беременность».
Дорогая миссис Брендон, урожденная Блумвуд!
Благодарю за ваше письмо, в котором вы просили разрешения устроить в зале принца Уэльского «день детских подарков» (полагаю, это американский термин).
Боюсь, это невозможно. Означенное помещение не может быть использовано для столь ненадлежащей цели. Безусловно, я не могу допустить, чтобы вы, по вашему выражению, украсили зал «миллиардом воздушных шариков». Многие члены нашего клуба находятся в весьма преклонном возрасте, и подобное зрелище может пагубно сказаться на их здоровье, если не привести к фатальным последствиям.
Искренне ваш