Но возможно, думала я, проезжая над Гудзоном, возможно, желание оставаться на месте исходит не от добродетелей человеческих, а от пороков. В конце концов, разве обжорство, лень и жадность не процветают в неподвижности? Разве они не сводятся к тому, чтобы усесться поглубже в кресло и больше есть, больше лениться, больше хотеть? В некотором смысле гордость и зависть тоже процветают в неподвижности. Ведь гордость питается тем, что ты построил вокруг себя, и точно так же зависть питается тем, что построил через дорогу твой сосед. Твой дом, может, и крепость, но думается мне, что крепостные рвы надежно защищают не только вход, но и выход.
Я верю, что у каждого из нас свой путь, дарованный Господом Богом, – путь, на котором прощаются наши слабости и испытываются наши силы, свой неповторимый путь для каждого. Но, может быть, Он не станет стучать в наши двери и не преподнесет его нам на блюдечке. Может быть – может быть, Он требует, Он ждет, Он надеется, что мы – подобно его единородному сыну – выйдем в мир и найдем свой путь сами.
Когда я вылезла из Бетти, из дома вывалили Билли, Вулли и Эммет. Билли и Вулли широко улыбались, Эммет же, как всегда, делал вид, что улыбки – это слишком ценный ресурс.
Вулли, которого, очевидно, правильно воспитали, спросил, не нужно ли помочь с вещами.
– Спасибо тебе большое за заботу, – сказала я, не поворачиваясь к Эммету. – Мой чемодан в багажнике. И, Билли, на заднем сиденье корзинка – будь добр, отнеси ее в дом. Только не подглядывать.
– Все сделаем, – сказал Билли.
Билли и Вулли заносили вещи в дом, а Эммет качал головой.
– Салли, – он явно был раздражен.
– Да, мистер Уотсон.
– Ты что здесь делаешь?
– Что я здесь делаю? Дай-ка подумать. У меня не было особенно срочных планов на ближайшее время. Да и на большой город всегда хотелось посмотреть. Ну и еще так случилось, что я вчера весь день сидела и ждала звонка.
Это чуть сбило с него спесь.
– Прости, – сказал он. – Честно говоря, совсем забыл тебе позвонить. Мы уехали из Моргена, и с тех пор просто одна беда за другой.
– У всех у нас свои испытания.
– Справедливо. Не стану оправдываться. Я должен был позвонить. Но разве нужно было ехать в такую даль просто потому, что я не позвонил?
– Может, и нет. Наверное, надо было скрестить пальцы и надеяться, что у вас с Билли все хорошо. Но я подумала, тебе будет интересно узнать, зачем ко мне приезжал шериф.
– Шериф?
Но не успела я объяснить, как Билли обхватил меня за пояс и посмотрел на Эммета.
– Салли привезла нам еще печенья и варенья.
– Я же сказала не подглядывать, – сказала я.
И взъерошила ему волосы – их явно не мыли с нашей последней встречи.
– Знаю, Салли, ты так сказала. Но ты же пошутила. Правда?
– Правда, пошутила.
– А земляничное варенье ты привезла? – спросил Вулли.
– Привезла. И малиновое тоже. Кстати говоря, где Дачес?
Все удивленно огляделись, словно только что заметили его исчезновение. Но в ту же секунду он появился на пороге в рубашке, при галстуке и в чистом белом фартуке.
– Ужин подан!
Вулли
Какой это был вечер!
Начнем с того, что ровно в восемь Дачес отворил дверь, и на пороге появился Эммет – что уже повод для праздника. Не прошло и пятнадцати минут – только Вулли успел подарить Билли дядины часы – и вот что-то взрывается, и у них перед глазами предстает Салли Рэнсом, приехавшая из самой Небраски! Не успели они по-настоящему обрадоваться, как в дверях появился Дачес и объявил, что ужин подан.
– Проходите сюда, – сказал он, когда они вошли внутрь.
Но повел их не в кухню, а в столовую, где на столе стоял фарфор, и хрусталь, и два канделябра – хотя был не праздник и не день рождения.
– О Господи, – сказала Салли, войдя в комнату.
– Мисс Рэнсом, прошу вас, присаживайтесь, – сказал Дачес, отодвинув для нее стул.
Билли Дачес посадил рядом с Салли, Вулли – напротив них, а Эммета – во главе стола. Себе Дачес оставил место на другом конце стола – на том, что был ближе к кухне, где он вскоре и скрылся. Но не успела еще дверь в кухню замереть, как он уже вернулся с бутылкой вина и перекинутой через руку салфеткой.
– Невозможно по достоинству оценить итальянский ужин без глотка
Обойдя стол, Дачес наполнил бокалы – даже бокал Билли. Затем, поставив бутылку, снова исчез за дверью и вернулся – на этот раз с четырьмя тарелками: две в руках и две чуть повыше запястий – Вулли подумал, что именно для таких случаев и придумали эти качающиеся на петлях двери.
Обежав стол и поставив тарелку перед каждым, Дачес снова исчез за дверью и принес тарелку для себя. Фартук он снял и был теперь в жилете, застегнутом на все пуговицы.
Пока Дачес усаживался, Салли и Эммет рассматривали предложенное блюдо.
– Что это за…? – сказала Салли.
– Фаршированные артишоки, – ответил Билли.
– Их готовил не я, – признался Дачес. – Мы с Билли купили их сегодня на Артур-авеню.
– Это главная улица в итальянском районе Бронкса, – сказал Билли.
Эммет и Салли перевели взгляд с Дачеса на Билли и снова на тарелки – все так же озадаченно.
– Нужно объедать мясо с листьев, – объяснил Вулли.
– Нужно что?
– Вот так!