Шоссе Линкольна

– Это не страшно, – ответил мальчик. – Если бы вы знали, где они, вам не понадобилось бы их искать.

Мальчик посмотрел в книгу и кивнул, удовлетворенный тем, что так и должно быть.

«Возможно ли это?» – подумал Улисс.

Это правда, что на войне он грешил против учения своего Господа Иисуса Христа всеми возможными способами, грешил до такой степени, что трудно представить себе, как у него хватит совести когда-нибудь переступить порог церкви. Но все, с кем он сражался рядом, – и все, против кого сражался, – грешили против того же учения, нарушили те же Заветы, забыли о тех же заповедях. И Улисс как-то примирился с военными грехами, признав их грехами поколения. С чем не примирился Улисс, что тяготило его совесть, – это его предательство по отношению к жене. Между ними тоже был завет, и предал его он один.

Еще стоя в тускло освещенном подъезде их бывшего дома, в полном обмундировании, он почувствовал себя дураком, а не героем, и понял, что последствия совершенного им необратимы. Это и погнало его обратно на вокзал и обрекло на жизнь бродяги – жизнь без товарищей и без цели.

Но, может быть, мальчик прав…

Может быть, поставив стыд выше святости их союза, с такой готовностью приговорив себя к жизни в одиночестве, он предал жену второй раз. Предал жену и сына.

Пока он думал над этим, мальчик закрыл книгу и стал собирать монеты, обтирать их об рукав и складывать в жестянку.

– Давай помогу, – сказал Улисс.

Он тоже принялся собирать монеты, обтирал рукавом и бросал в банку.

Но, приготовясь положить последнюю монету, мальчик вдруг посмотрел через плечо Улисса, словно что-то услышал. Он быстро убрал банку и красную книгу в вещевой мешок, застегнул ремешки и надел мешок на плечи.

– Что такое? – спросил Улисс, удивленный его поспешностью.

– Поезд замедляет ход, – объяснил мальчик и встал. – Там, наверное, подъем.

Улисс не сразу сообразил, о чем идет речь.

– Нет, Билли. – Он подошел за мальчиком к двери. – Тебе не надо выходить. Ты останься со мной.

– Вы уверены, Улисс?

– Уверен.

Билли кивнул, но продолжал смотреть в открытую дверь на мелькающие кусты, и Улисс видел, что мальчик озабочен какой-то новой мыслью.

– Сынок, в чем дело?

– Как думаете, пастор Джон ушибся, когда спрыгнул с поезда?

– Не сильней, чем он того заслуживает.

Билли посмотрел на Улисса.

– Но он ведь проповедник.

– В душе у этого человека, – сказал Улисс, задвинув дверь, – пакости больше, чем святости.

Они перешли в другой конец вагона и уже собирались сесть, но тут Улисс услышал шарканье за спиной, как будто кто-то осторожно сошел с лесенки.

Улисс тут же резко повернулся, вытянув руки, и случайно сшиб Билли с ног.

Когда Улисс услышал шарканье, у него мелькнула мысль, что это пастор Джон ухитрился вскочить на поезд и вернулся, чтобы свести с ним счеты. Но это был не пастор Джон. Это был решительного вида белый парень с ушибами на лице. В правой руке он держал завязанный мешок, явно воровской. Он бросил мешок, шагнул вперед и принял боксерскую стойку.

– Я не хочу с вами драться, – сказал парень.

– Со мной никто не хочет драться, – сказал Улисс.

Оба сделали еще шаг.

Улисс пожалел, что задвинул дверь вагона. Будь она открыта, он разобрался бы с ним в два счета. Схватил бы парня повыше локтей и выбросил из вагона. А при закрытой двери придется либо вырубить его, либо взять в захват, и чтобы Билли открыл дверь. Но он не хотел, чтобы Билли оказался поблизости от парня. Так что надо выбрать момент. Надо встать между Билли и парнем, сблизиться и ударить его по ушибленной стороне лица – сильнее подействует.

Улисс услышал, как Билли у него за спиной поднимается на ноги.

– Билли, не подходи, – одновременно сказали и Улисс, и парень.

Потом посмотрели друг на друга озадаченно, но не опуская рук.

Улисс услышал, что Билли сделал шаг в сторону – наверное, чтобы увидеть чужого.

– Привет, Эммет.

Не опуская рук и следя за Улиссом, парень ступил влево.

– Как ты, Билли?

– Все хорошо.

– Ты его знаешь? – спросил Улисс.

– Он мой брат, – сказал Билли. – Эммет, это Улисс. Он был на войне, как великий Улисс, и теперь должен странствовать десять лет, чтобы найти жену и сына. Но ты не волнуйся. Мы еще не друзья. Мы с ним только знакомимся.

Дачес

В тот день, чуть раньше, мое такси повернуло за угол как раз, когда Вулли выходил из парка. На другой стороне улицы стоял оставленный им «студебекер» – перед пожарным гидрантом, с открытой пассажирской дверью и работающим мотором. Позади машины стоял полицейский со штрафной книжкой в руке и записывал номер машины.

– Остановитесь здесь, – сказал я шоферу.

Не знаю, что наговорил Вулли полицейскому, но пока я расплачивался с таксистом, полицейский спрятал книжку и вынул наручники.

Я подошел к ним, изобразив по возможности улыбку провинциала.

– Какая-то неувязка, офицер?

(Они обожают, когда их называют офицерами.)

– Вы с ним вместе?

– В некотором роде. Я служу у его родителей.

Мы с полицейским поглядели на Вулли – он отошел, чтобы поближе рассмотреть гидрант.

Полицейский перечислил его нарушения – в том числе отсутствие водительских прав.