– Да. За счет смежной территории.
Мы пристально смотрели друг на друга.
– Значит, все те годы, когда мистер Уотсон пытался что-то сделать с фермой, ты был слишком занят, чтобы помочь. Но когда
Впервые за разговор он повысил голос.
– Черт побери, Салли. А что мне надо было делать? Поехать туда и пахать за него? Сеять за него, собирать урожай за него? Нельзя прожить жизнь за другого. Никто и не захочет этого, если у него есть хоть капля гордости. И пусть Чарли Уотсон был не очень хорошим фермером, но у него была гордость. Побольше, чем у многих.
Я снова задумчиво уставилась вдаль.
– И все равно интересно, что даже тогда, когда банк собрался выставить собственность на продажу, ты сидел на веранде и говорил сыну владельца, что, возможно, настало время сняться с насиженного места и начать жизнь с чистого листа.
Он внимательно на меня посмотрел.
– Так вот ты о чем? О вас с Эмметом?
– Не уходи от ответа.
Он снова покачал головой.
– Он бы не остался, Салли. Так же, как и его мать. Ты сама видела. При первой же возможности он устроился в город. И что он сделал со своими первыми накоплениями? Купил машину. Не грузовик или трактор, Салли. Машину. Я не сомневаюсь, что Эммет скорбел по отцу, но подозреваю, что потеря фермы была для него облегчением.
– Не говори об Эммете Уотсоне так, будто хорошо его знаешь. Ты понятия не имеешь, как и о чем он думает.
– Может, и так. Но я прожил пятьдесят пять лет в Небраске и, думаю, могу отличить того, кто хочет уехать, от того, кто останется.
– Правда? Тогда скажите мне, мистер Рэнсом, я – кто?
Надо было видеть его лицо. На секунду оно совершенно побелело. Потом так же быстро стало красным.
– Я понимаю, что девочке сложно без матери. В каком-то смысле ей приходится даже тяжелее, чем мужу без жены. Потому что отец не создан для того, чтобы растить девочку так, как должно. Особенно если девочка, о которой идет речь, от природы своенравна.
Тут он выразительно посмотрел на меня – дескать, о тебе, о тебе говорю.
– Не единожды ночью опускался я на колени у кровати и молился твоей матери – просил научить меня справляться с твоим своеволием. И за все эти годы твоя мать – царство ей небесное – ни разу мне не ответила. Мне пришлось положиться на воспоминания и заботиться о тебе так, как это делала она. Тебе было всего двенадцать, когда она умерла, но ты уже тогда была не в меру своенравна. Меня это беспокоило, но твоя мама просила быть терпеливее. Эд, говорила она, наша младшенькая сильна духом, и это пригодится ей, когда она станет женщиной. Нужно только дать ей немного времени и свободы.
Пришла его очередь смотреть вдаль.
– Я доверял мудрости твоей мамы тогда и доверяю сейчас. Поэтому я потакал тебе. Потакал твоим манерам и привычкам, твоему характеру и острому языку. Но, Салли, – Господи, помоги – теперь я вижу, что оказал тебе дурную услугу. Дав тебе волю, я вырастил своенравную женщину, привыкшую говорить что думает и не скрывать гнева, женщину, которая, по всей вероятности, не приспособлена к браку.
Сколько же удовольствия он получил от этой речи. Стоял, широко расставив ноги и уверенно попирая ими землю, – словно эта земля, его собственность, придавала ему сил.
Затем черты лица его смягчились, он посмотрел на меня сочувственно – и лишь сильнее разозлил.
Я швырнула табличку к его ногам, развернулась и залезла в кабину. Вдавила педаль газа, резко отпустила сцепление и рванула по дороге на скорости семьдесят миль в час – взрыла всю щебенку, пересчитала все выбоины, так что машина тряслась, двери гремели и окна дребезжали. Свернув к дому, нацелилась на веранду и вжала педаль тормоза за пять шагов до нее.
Только когда пыль улеглась, я заметила у нас на веранде мужчину в шляпе. И только когда он встал и вышел на свет, я поняла, что это шериф.
Улисс
Улисс сидел и смотрел вслед братьям Уотсонам – они отправились спать, – и тут к нему подошел Стью.
– Завтра двинутся дальше?
– Нет, – ответил Улисс. – У старшего есть дело в городе. Вернется к обеду, и ночь они проведут здесь.
– Ладно тогда. Я присмотрю за их местом.
– За моим тоже можешь.
Стью резко повернулся и посмотрел на Улисса.
– Ты останешься еще на ночь?
Улисс посмотрел на Стью.
– Я же сказал.
– Сказал.
– Так в чем проблема?
– Да нет, никаких проблем, – ответил Стью. – Просто, помнится мне, кто-то говорил, что не проводит двух ночей на одном месте.
– Что ж, в пятницу это правило работать перестанет.
Стью кивнул.
– Я оставил кофе на огне, – сказал он, помолчав. – Пойду посмотрю, что с ним.
– Отличная идея.
Проводив Стью взглядом до костра, Улисс окинул взором городские огни от Бэттери-парк до моста Джорджа Вашингтона – огни, в которых для него не было ни очарования, ни надежды на утешение.
Но Билли рассказал ему об их с братом договоренности, и Улиссу она показалась разумной. На две ночи он останется на острове Манхэттен. Завтра они с мальчишкой проведут как знакомые – а в пятницу смогут расстаться друзьями.
Пять