Шоссе в никуда

Хотя, мог ли вообще быть удачным день, который начался с разговора с Хованским? Нет, не просто с разговора, а с такого разговора. Илья отхлебнул еще кофе и поморщился. Интересно, почему вообще называют разговором вариант общения двоих людей, при котором один сидит молча, уставившись в пол, а другой бегает кругами по кабинету и непрерывно орет, причем с каждым кругом его вопли становятся все более яростными? Где-то слева один из коренных зубов недовольно заныл, посчитав сладкое горячее месиво непосильным испытанием для своей нервной системы. Лунин потер щеку, пытаясь успокоить недовольного, и отставил чашку в сторону. Зуб тут же притих, очевидно надеясь на дальнейшее благоразумие своего хозяина. Вот если бы Хованский мог так же быстро успокаиваться, Лунин хмуро взглянул на почти полную чашку кофе. Идти через весь длинный, полный приоткрытых дверей и любопытных взглядов коллег коридор, чтобы вылить кофе в раковину и сполоснуть чашку, Илье не хотелось. А что он мог ответить Хованскому? Сказать, что дело будет непременно раскрыто? Если не в этом году, то непременно в следующей пятилетке? Взяв со стола чашку, Илья подошел к окну, воровато оглянувшись, быстро повернул ручку и распахнул створку. Черная жижа, прямо в воздухе смешиваясь с белыми и пушистыми хлопьями, полетела вниз и исчезла из виду. Илья захлопнул окно и улыбнулся своему отражению, пытаясь хоть как-то подбодрить уныло глядящего на него заоконного Лунина. А вот эти крики? «Что, звездой себя возомнил, маньяколов хренов? Все, закатилась звезда твоя. Нет ее больше!» Вот к чему это было? Уже прошло больше года, после того как Илья вернулся из командировки в Засольск, но ни тогда, ни потом звездой он себя не чувствовал. Более того, воспоминания о той поездке порой заставляли Лунина надолго замереть в глубокой задумчивости, результатом которой неизменно был всего лишь очередной глубокомысленный вздох.

Надо было, конечно, молчать и дальше, может, тогда Хованский быстрее бы успокоился. И дернуло же его так громко пробубнить себе под нос эти, невесть откуда пришедшие ему на ум, стишки:

И тут же на смену погасшей звезде
Гляди, в темном небе зажглись новых две…

Эти две не несущие глубокого сакрального смысла строчки заставили начальника управления замереть на месте и некоторое время с брезгливым любопытством разглядывать подчиненного, после чего Хованский вновь заметался по кабинету, предоставляя Лунину возможность беспрепятственно ознакомиться со всем накопленным за годы безупречной службы богатым словарным запасом генерал-майора. Только теперь к многочисленным нелестным и не всегда цензурным эпитетам добавилось еще и звонкое, хлесткое: «Мандельштам вшивый!»

Кто такой Мандельштам, Лунин не знал, но подсознательно почувствовал, как от этого слова веет поэзией; если бы не уточняющее «вшивый», возглас Хованского даже можно было бы принять за комплимент. Спросить у разъяренного генерала, как сочетаются между собой вши и поэзия, Лунин так и не решился, а потому, вернувшись в кабинет после полученного разноса, тут же уселся перед монитором. Ничего не забывающий и, возможно, все знающий поисковик быстро выдал ему нужную информацию. Илья быстро пробежал глазами короткую статью.

«…Иосиф Эмильевич… 1891 год… переводчик, литературовед… один из крупнейших российских поэтов… арестован в 1934… повторно арестован в 1938… скончался в пересыльном лагере от сыпного тифа…»

Лунин еще раз щелкнул мышью. Теперь он читал медленнее, от усердия шевеля губами.

«…Инфекционная болезнь… переносчик возбудителя инфекции — вошь, преимущественно платяная… эпидемии сыпного тифа чаще возникают в холодное время года, когда возрастает «завшивленность» и отмечается скученное проживание больших групп людей в неприспособленных для жилья условиях…»

Вновь щелкнув мышью, Лунин закрыл все окна на экране компьютера. Судя по всему, генерал-майор с биографией Мандельштама знаком был неплохо. Интересно, читал ли он его стихи? Сам Лунин решил, что с творческим наследием поэта непременно ознакомится, но как-нибудь в другой раз, возможно, после новогодних праздников.

Поставив пустую, с бурыми кофейными разводами на стенках чашку на тумбочку возле чайника, Лунин окончательно утвердился в мысли, что поступил с недопитым кофе самым наилучшим образом. Конечно, стоило бы еще ополоснуть чашку, но особого смысла, по мнению Ильи, в этом не было. Ведь в понедельник утром он вновь засыплет в нее чайную ложку кофе и зальет кипятком.

Телефонный звонок заставил Лунина недовольно покоситься на показывающие без пяти шесть часы, подойти к столу и снять трубку.

— Слушай, Лунин, — своей привычке не здороваться при телефонном разговоре капитан Зубарев, оперативник из областного УВД, не изменил и в этот раз, — у меня тут один пассажир есть забавный, такую тему рассказывает — сто процентов твой интерес будет.