Шотландская сага

— Она поедет с нами. Она теперь единственная наша дочь, больше у нас с Рэчел никого нет. Она — вся наша семья. Я знаю, что ты питаешь к ней чувства, Тристрам, и надеялся, что однажды вы с ней поженитесь, но я не могу позволить Рэчел потерять всю семью в один миг. Ты всегда будешь желанным гостем в нашем новом доме, там, где нам доведется жить.

— Куда же вы поедете? — Тристрам с трудом скрывал тревогу.

— Я не знаю. Куда-нибудь подальше отсюда. Я еще не думал об этом.

Неожиданно Дональд Росс выступил с предложением:

— В Спрингфилде построили новую церковь. Я видел ее, когда возвращался с последнего перегона скота. Это пресвитерианский собор, как говорят. Когда начинали его строить, там был священник, но он сбежал с чьей-то женой. Сомневаюсь, что они уже нашли кого-нибудь другого на его место. Это не так-то просто здесь.

Спрингфилд был всего в ста пятидесяти милях отсюда. Не так-то просто будет встречаться с Сэди, но, для такой необъятной страны, все-таки это было относительно близкое расстояние.

Тристрам воспринял это предложение с горячностью.

— Если хотите, я могу поехать туда и посмотрю, как там обстоят дела и скажу им, что вы станете у них священником. — Он вспомнил, Сэди как-то говорила, что ее отец был по призванию пресвитерианцем. Он не видел никаких препятствий для Джона Карра.

— Я не вел службу уже долгое время. Когда я покинул Церковь, я был очень разочарован. Не уверен, смогу ли сейчас справиться с такой ответственной задачей. Особенно после всего, что здесь произошло…

— Вы же только что сказали — Бог дал вам знак, что вы выбрали неправильный путь. Может быть, он таким образом хотел показать вам правильное направление.

— Я — я должен это обдумать и обсудить с Рэчел.

Дальнейшие поиски пропавших детей не дали результатов. Джону Карру пришлось в конце концов признать этот трагический факт. Поисковая группа возвращалась в дом Россов той ночью, сопровождаемая полной луной, вдохновительницей поэтов и спутницей влюбленных. Увы, в этот раз она освещала путь измученным, опечаленным людям.

Тристрам ехал в полном молчании, и наконец отец догнал его, решив потолковать со своим младшим сыном.

— Что-то не дает тебе покоя, мой мальчик? Ты думаешь о девушке?

— Да, если она уедет в Спрингфилд, я, вероятно, смогу видеть ее только тогда, когда мы будем гнать скот через него. Может быть, только один раз в год. Я не думаю, что такая девушка, как Сэди, будет долго ждать. Кроме того, если, она привыкнет к жизни вне буша, вряд ли она захочет сюда вернуться.

— Что ты пытаешься сказать? Если тебе нужно выбирать между девушкой и здешней жизнью, кому же еще решать, кроме тебя?

— Я знаю.

— Полагаю, ты уже решил, мой мальчик. Итак?

Шляпа с широкими полями отбрасывала тень на большую часть лица Тристрама, и его отец не мог видеть выражение боли, когда он сказал:

— Я должен поехать туда, куда поедет Сэди, пап. Я должен.

Мердо кивнул, надеясь, что и его лицо было в тени, как и лицо его сына.

— Ты поступил, как настоящий мужчина, мой мальчик. Ты должен поступать так, как считаешь нужным. Я не хочу кривить душой и делать вид, что доволен таким оборотом, но и не буду удерживать тебя, если ты так решил. Я не могу дать тебе много денег, но, если ты подождешь до следующего перегона скота, половина выручки за овец и коров будет твоя. Это все, что ты можешь получить от меня. Земля и все на ней — тем, кто на ней останется.

— Я понимаю, па. Я вообще ничего не ждал.

— Мне будет не хватать тебя, мой мальчик, но я ведь скучаю и по твоей матери тоже, я ничего не мог сделать, чтобы не потерять ее.

Мердо подстегнул резко свою лошадь и поскакал туда, где были другие, ускакавшие несколько вперед. Тристрам смотрел ему вслед, и ком в горле душил его. Слова отца показали такую любовь, какую он никогда раньше не выказывал ни к одному из его сыновей.

— Давно пора продать часть нашего скота, пап. У нас слишком много овец, мы едва справляемся, а перегона скота не было уже почти три года. Что же касается припасов… Тут уж положение совсем никуда. Через какой-нибудь месяц или два у нас не останется пороха, чтобы зарядить хотя бы одно ружье.

— Ты твердишь об этом уже несколько месяцев, Рори, — и ответ все тот же. В Новом Южном Уэльсе сейчас столько овец, что они даже перебираются через границу. Нам придется отдать их почти задаром — и, я думаю, еще повезет, если мы найдем, кому сможем сбыть наш скот с рук.

— Ну и что же делать? Сидеть тут, пока не опустимся до того, что будем носить овечьи шкуры и утешаться тем, что даже бродячим аборигенам тут нечем поживиться — ни пороха, ни ружей, чтобы стрелять?

В голосе Рори Росса было и нетерпение, и раздражение. С тех пор как Тристрам уехал с фермы два года назад, средний сын Росса стал проявлять все больше нетерпения. Он нервничал, задумывался, и Мердо понимал, что настало время что-то предпринять, если он не хочет, чтобы еще один сын покинул ферму.

— Нет, — Мердо тщательно взвешивал свои слова. Он долго и упорно обдумывал проблему, стоит ли. И, кажется, нашел решение, но его еще одолевали сомнения: — Сколько у нас теперь лошадей?