Шоу не должно продолжаться

Через пять минут машина покинула заброшенную ферму. Гуров сидел впереди, у него на коленях стояла коробка с уликами. Радость победы омрачала непрерывная головная боль. В висках стучали не просто молотки, а кузнечные молоты, к горлу подкатывала тошнота, и он боялся, как бы желудок не вывернуло наизнанку прямо в машине. Время от времени Крячко бросал в его сторону испытующие взгляды, и тогда приходилось улыбаться, делая вид, что все в порядке. Уловка не сработала. Как только на горизонте показался город, Крячко объявил:

— Сначала в Третью клиническую, сдадим тебя на попечение врачей, потом поедем в отдел.

— Брось, Стас, обойдемся без этого. Я прекрасно себя чувствую. К тому же дома быстрее пойду на поправку.

— Не будь ребенком, Лева. Тебе необходима помощь профессионалов, и это не обсуждается. Кстати, о доме: как думаешь, что со мной сделает твоя жена, если я позволю тебе в таком состоянии просто поваляться на диванчике в надежде, что все само рассосется? Молчишь? Потому что знаешь, что ждет нас обоих в этом случае. Нет, Лева, только больница, — отрезал Станислав.

— Ладно, твоя взяла, — кивнул Гуров. — Я пройду обследование, но ты должен обещать, что будешь держать меня в курсе всех дел относительно Беркутова.

Крячко бросил на него подозрительный взгляд, но промолчал. Лев кисло улыбнулся и, закрыв глаза, подумал: «Пусть считает, что я сдался. Так будет легче усыпить его бдительность, — думал Гуров. — Пролеживать бока на больничной койке я не стану. Не настолько я плох, чтобы добровольно устраниться от расследования. Мы еще посмотрим, кто кого».

В больнице Крячко сдал Гурова с рук на руки сухонькому профессору, заявив, что восстановление его здоровья является чуть ли не залогом сохранения национальной безопасности. Профессор отнесся к его словам вполне серьезно. Гурова проводили в отдельный блок, переодели в больничную одежду и начали производить медицинские процедуры, суть которых ему была не совсем понятна. На его вопросы никто не отвечал, его попросту игнорировали. Какой бы вопрос он ни задал, единственным ответом было: так требуют правила.

Четыре часа длились процедуры. Гурова кололи иголками, забирали его кровь и мокроту, светили внутренние органы рентгеном, подключали к различным аппаратам, требуя то дышать, то не дышать, то кашлять, то жмуриться. К концу четвертого часа он вымотался до предела, а процедурам не было видно конца. В итоге Лев не выдержал, обругал ни в чем не повинную медсестру, обозвал профессора фашистом и потребовал прекратить издевательства. Профессор выполнил требование полковника лишь условно — дал указания сделать перерыв.

Его проводили в одиночную палату, больше смахивающую на одиночную камеру. Гуров потребовал вернуть его телефон. Телефон вернули, только толку от него было мало. Батарея села, а зарядное устройство к нему не прилагалось. Сколько Гуров ни пытался возродить его к жизни хотя бы на несколько минут, у него ничего не вышло. Плюнув с досады, Гуров повалился на постель и закрыл глаза.

Сколько так пролежал, без движения, без мыслей, он не знал. Из состояния оцепенения его вывела та самая медсестра, на которую он ругался в процедурной. Она принесла поднос с едой, поставила его на прикроватную тумбочку и собралась уходить. Чувствуя неловкость перед девушкой, Лев решил сделать попытку загладить вину.

— Как вас зовут? — спросил он медсестру.

— Оксана, — коротко ответила та, продолжая двигаться к двери.

— Постойте, Оксана! Я хочу извиниться. За то, что было в процедурной. Простите!

— Забудьте. Такое случается сплошь и рядом, — охотно отозвалась медсестра. — Вы еще долго продержались.

— И часто у вас такое случается?

— Разумеется. Мало кто из пациентов может выдержать столько процедур, сколько назначает профессор Щепоркин. Он у нас местный светило. С ним даже сам главврач в спор не вступает. Башковитый мужик.

— Правда, что он берется за самых безнадежных больных и возвращает их к жизни? — повторил Гуров сплетню, подслушанную в рентгеновском кабинете.

— Правда. Работать с ним большая честь, — ответила медсестра.

— Но и большая обуза?

— Не без этого. Знаете, в каком темпе приходится работать тем, кто удостоился чести попасть в его команду?

Уходить Оксана уже не спешила. Усевшись на любимого «конька», она с видимым удовольствием принялась рассказывать о непомерно высоких требованиях профессора:

— Доктор Щепоркин сам работает по двадцать часов в сутки и других заставляет отдаваться делу на сто процентов. Никаких больничных листов. Никаких отгулов, выходных и праздников. Про отпуск я уже и не говорю. Только работа, и ничего больше.

— И все равно находятся желающие работать с ним? — притворно удивился Гуров, невольно сравнивая стиль работы профессора Щепоркина с собственным.