Шоу непокорных

— Ждите здесь.

Он уходит, оставляя дверь открытой. Я вытягиваю шею, заглядывая внутрь, и тотчас вжимаю ее в плечи, когда вижу, что внутри. Перед нами комната. В ней настоящие кресла, где вальяжно сидят люди, все как один мужчины. Они подозрительно оборачиваются на дверь. Я заглянула лишь на секунду, но успела заметить, что некоторые из них уже в возрасте, зато другие выглядят как ровесники Бена. Но выражение лиц у всех одинаково хмурое, поэтому я торопливо отхожу назад. Они похожи на львов, готовых броситься на свою жертву.

Мужчина, открывший нам дверь, возвращается.

— У вас пять минут.

Я встречаюсь взглядом с Рози. Видно, что она волнуется. Почему?

Внутри стоит странный запах, сладкий и мускусный, в воздухе висит густое облако дыма. Я стараюсь не смотреть мужчинам в глаза. Они же бесцеремонно разглядывают нас, пока мы пересекаем комнату, гуськом направившись к плотным шторам. Наш сопровождающий отдергивает их в сторону и жестом приглашает войти во внутреннее святилище.

Оно просторнее комнаты, через которую мы прошли, — похоже, то была прихожая. Стены обиты толстой, темной тканью. Земля покрыта досками, так что под ногами у нас настоящий пол. В комнате ничего нет, кроме платформы около метра в высоту у дальней стены. Она обтянута тем же материалом, что и стены. На ней стоит большое кресло: потрепанное, если внимательно приглядеться, со стертой обивкой и сколами на деревянных подлокотниках, но все равно внушительное. Оно напоминает мне троны, которые обычно ставили в королевскую ложу, когда в цирк приезжали особо важные персоны. В таких креслах сидели Бен и его семья. По его словам, он тогда чувствовал себя полным идиотом.

В кресле сидит человек и смотрит на нас сверху вниз.

На вид ему лет тридцать. Он смуглый, на лысой голове маленькая круглая шляпа. На лице красуется козлиная бородка, а сам он облачен в нечто вроде мантии. Его пальцы унизаны массивными золотыми кольцами, которые сверкают в пламени свечей, окружающих его небольшой подиум. На шее — тяжелые золотые цепи. Он улыбается, и его улыбка тоже сияет — во рту, там, где должен быть передний зуб, сверкает драгоценный камень. Наверное, бриллиант, или горный хрусталь, белый и мерцающий.

Интересно, они настоящие или нет, этот бриллиант и золото? Впрочем, какая разница; общий эффект тот же. Даже если они поддельные, то все равно смотрятся неуместно. Здесь, в трущобах, где дети добывают себе пропитание, копаясь в мусорных кучах, а люди строят дома из ветхого картона, на троне восседает увешанная драгоценностями фигура.

Я смотрю на Грету. Одной рукой она держит под джемпером Боджо и, прикрыв другой рукой рот, смотрит в пол. Она пытается не смеяться. Я отлично ее понимаю; это и вправду смешно. Смешно, нелепо и высокомерно. Этот Кадир меня заранее раздражает.

Он поднимает руку и манит нас к себе.

— Подойдите ближе, — произносит он. — Говорите. Скажите мне, кто вы и что вам нужно.

Бен

Я внутри «Шара Смерти». Такого я еще в жизни не видел, и у меня рябит в глазах. Всюду вокруг, мигая, бегают лазерные огни — красные, оранжевые, зеленые. Между вспышками на мгновение воцаряется темнота, и я не сразу понимаю, что именно предстает моему взгляду.

По периметру сферы тянутся черные сиденья — слева, справа, даже у меня над головой. Перед каждым из них что-то вроде руля и панель управления, как у автомобиля.

В центре, приподнятая на платформе, стоит еще одна сфера, только прозрачная.

Похоже, Сильвио весьма доволен собой.

— Как ты думаешь, что здесь происходит, Бенедикт?

Я вздыхаю и, пока он возится с моими наручниками, отворачиваюсь от него.

Он снова тычет меня в ребра тростью, и я невольно вздрагиваю.

— Я не знаю! — быстро отвечаю я. — Я же сказал, что мне неинтересно!

Сильвио оттягивает рукав своего костюма. Я вижу большие старомодные золотые часы, резко выделяющиеся на его белой коже.

— У нас остается лишь пара минут! Скоро начнется генеральная репетиция. — Он широким жестом обводит зал. — Выбирай себе место. Любое, хотя это не имеет особого значения, все они одинаково хороши. Надеюсь, тебя не укачивает?

Я молча скрестил руки и даже не думаю сдвинуться с места.

Он изумленно выгибает брови. Они ненастоящие — скорее похожи на татуировку. Его гуттаперчевое лицо растягивается. Оно напоминает эластичный пластилин, с которым все играли несколько лет назад. Его можно было растягивать до тех пор, пока он не становился вязким и податливым. У меня в голове возникает жуткая картинка: лицо Сильвио, растянутое, словно тесто, в длину. Оно становится все тоньше и тоньше, но синие глаза так же блестят, а безумный смех звучит еще громче.

— Открыть тебе секрет этой трости? Она мне больше не нужна! Я могу прекрасно обойтись без нее! Дело в том, что я ее полюбил. Теперь это мой маленький полезный аксессуар.

Он вертит ею перед моим лицом. Кончик заострен до крошечной точки и крутится как электрическая точилка для карандашей.