- Предерзко, глумливо, богопротивно, - добавил он дребезжащим голосом. - Однако... Однако смешно, не спорю. И лепо вельми. Ух, поганец... - игумен принизил к глазам лицо отрока, взглянул строго: - На Москве за то - костер, ведаешь?
- Ведаю, отче, - скривившись, кивнул Гришаня. - Однако ведь и Ефросин, монах Белозерский, так же пишет...
- Монастырь Кирилло-Белозерский далече еси, - отпуская ухо отрока, продолжал воспитательную беседу игумен. - И от Новгорода далече, и от Москвы. И Ефросин-инок - муж ученейший, не тебе чета! А ты... Ты, я вижу, стригольник?!
Гришаня побледнел. Синие, как море, глаза его испуганно забегали, по щекам потекли слезы. Упав на колени, отрок припал губами к руке игумена:
- Не погуби, отче Феофилакт. А я... А я что хошь для тебя...
- Слыхал, господине Олег, богопротивные речи сего стригольника? - не дожидаясь ответа, Феофилакт усмехнулся, поднял со стола книжицу, поднес к глазам.
- Талант тебе великий Господом даден, - обернулся он к Гришане. - За то прощаю. Не меня благодари, но Господа! Милосерден еси Бог наш... За то, что сотворил, по утрам два раза по сорок молитвы читать будешь. Да поклоны бить не забудь! И пива не пить те шестнадцать ден, и квасу хмельного, ибо:
Пианство землю пусту створяет,
А людей добрых и равных в рабство повергает!
О ком молва в людех? О пианици!
Кому очи сини? Пианици!
Кому оханье велико? Пнаници!
Кому горе на горе? Пианици!
"Слов о Хмелю" сие есть, опосля перепишешь. Запомнил, отрок богомерзкий?
- Запомнил, отче! Перепишу сейчас же и все, как есть, поклоны отобью, не сомневайся!
- Не мне сомневаться, глупой! Господу еси! Ну, работай... - Феофилакт прихватил поставленный в угол посох. - Ишь, удумал, рыбаков... ха-ха... и смешно ведь... О, Господи, прости меня, грешного... - размашисто перекрестясь, он обернулся в дверях: - Господине Олег, иди-ко за мной!
Бросив взгляд на притихшего Гришаню, Олег Иваныч пожал плечами и вышел на крыльцо вслед за игуменом. Над владычным двором, мощенным деревянными плахами, отполированными множеством ног, сияло жаркое июльское солнце. Отражалось - больно глазам - в белых стенах церквей и башен Детинца, играло разноцветьем в слюдяных окнах Грановитой палаты. Стояла тишь, лишь с Волхова еще доносились иногда редкие крики. Было душно. Парило. Выйдя на крыльцо из прохладной кельи, Олег Иваныч сразу же покрылся потом. Еще бы - кафтан-то, чай, не дырявый! А ходить в рубахе с коротким рукавом тут было как-то не принято.
В палатах, куда они вошли с игуменом, царил полумрак. Олег Иваныч даже не разобрал со свету, где он и что перед ним - потом только, как попривыкли глаза - увидел: палата велика, с низким потолком, узкими оконцами, и сумрачна. Длинный стол, пара скамеек, лавки вдоль стен, в углу - иконы в окладах. Зеленый огонек лампады...
- Ловко! - одобрительно кивнул Феофилакт, выслушав рассказ Олега. Митря, говоришь, бороденка, что у козла? Хм... Кажись, знаю такого. Митря Упадыш - звать злодея сего, да вот только чей он? Да и Тимоха Рысь - чей? Хорошо бы узнать. - Острый взгляд игумена уперся прямо в глаза Олега. - Вот ты и узнаешь, господин Олег! - громко произнес он. - С сего дня - беру тебя к себе на службу! Отказываться не советую, потому как - кто ты есть? Не новгородец, обонежец, тихвинец, а то - и подале откуда... Так?
Олег Иваныч кивнул, чувствуя, что совсем не стоит возражать сейчас этому человеку, имеющему не столь маленький вес в политической жизни Великого Новгорода...
- Ни связей у тя в Новгороде, ни покровителей, ни друзей каких... окромя Гришани-отрока. И с шильниками ты ловко, на Нево-озере... Потому и беру. Ближним служилым человеком, да не простым - житьим. А дело твое такое будет, слушай: много врагов у Новгорода, и в самом граде, и опричь...
Долго говорил игумен. Растекался мыслию по древу, туманно и велеречиво. О величии Новгорода рассказывал, о вольностях новгородских, о псковичах мерзких, об ордене, о Казимире Литовском и о московском князе Иване Васильевиче, каковой опаснее для Новгорода, чем все остальные вместе взятые... А может, и во благо Новгороду дружить с Иваном? Для веры православной - уж точно, во благо. Потому и не очень-то ругал Феофилакт Ивана Васильевича, великого московского князя, чаще хвалил... Но так пополам с руганью. Сомневался.
Говорил, говорил, говорил игумен... Перемежал слова с молитвами, кивал то на небо, то на иконы. А затем, говоря современным Олегу Иванычу языком, предложил ему возглавить собственную службу безопасности. Не просто так возглавить, с перспективой. С перспективой превратиться когда-нибудь архиепископ Иона стар и болен - в начальника службы безопасности всей Новгородской республики!