С утра доложившись владыке - Иона, казалось, доживает последние дни, настолько он был высохшим и желтым, а ведь не так стар еще, - Олег Иваныч зашел в келью Гришани, отдать обещанную бумагу. Сам Иона покровительствовал отроку - покойный отец мальчика, как недавно узнал Олег от Пафнутия, приходился архиепископу каким-то родственником: то ли троюродным братом, то ли двоюродным племянником. Потому и была у Гришани своя келья, потому и не придирались к нему, - а ведь послушать рассуждения Гришины - так чистый стригольник! "И святые отцы-игумены мзду берут, и монахи - пианицы", это уже не говоря о всяких глумах да кощунах, типа непристойных анекдотов о звере Китоврасе. Известно, кому подражает - Ефросину, монаху белозерскому, ученостью славному. Однако монастырь Ефросинов - у черта на куличках, на Белоозере, там что хочешь пиши - далеко больно имать. А Гришаня-то, чай, ближе. Хорошо, новгородское правление известной терпимостью славится, да и Иона заступится, ежели что...
Гришанина келья оказалась пустой, отрок отсутствовал - носили где-то собаки, иначе не скажешь. На столе, как всегда, в беспорядке навалены книги, разбросаны берестяные грамотки, писала, листы. Олег взял один:
"Учение о круглости земной". Ну вот, так и знал! Неосторожен отрок - от такого-то учения за версту кострищем разит!
- Здравствуй многая лета, Олег Иваныч, гость дорогой! - вбежал в келью Гришаня, рад был Олегу видно.
- И ты здрав будь, - кивнул "дорогой гость". - Все глумы да кощуны выписываешь?
- Ну, ты как Иона заговорил, иль Феофилакт-игумен... - рассмеялся отрок. - Не сердись, кваску вот выпей... Или хочешь медку стоялого?
- Откуда у тебя медок стоялый, пианица? - удивился Олег Иваныч. Впрочем, плесни чарочку!
- То не у меня, - наливая гостю из большой баклаги, смущенно пояснил Гришаня, - то от встречи с ливонским рыцарем Куно осталось - ты его знаешь ездили мы с ним на встречу - я толмачил. Ну, и осталось - прихватил, чего добру зазря пропадать? Сам не пью, так вот тебя угощу. Вкусно?
- Ядрено!
Олег Иваныч вытер бороду рукавом, крякнул. Не спрашивая Гришаню, налил себе еще.
- Пимен-ключник про тебя пытал намедни, - обернувшись на дверь, тихо сказал отрок. - Нехорошо пытал, корявисто: все вызнать хотел: кто ты таков, да откуда взялся, да что на Паше-реке делал...
- Хм... Пытал, говоришь? А ты что?
- А я что? Все как есть обсказал - что человек ты непростой, роду не мужицкого, землица у тебя была на Обонежье, да, почитай, всю пожгли ушкуйники - вот и пришлось тебе в Новгород идти, счастья искать на старости лет. Про ушкуйника Олексу еще Пимен выпытывал, не знаешь ли ты, мол, чего я сказал, что не знаешь... Ведь так?
Олег кивнул. Очень не понравился ему пристальный интерес ключника к его персоне. Да и сам Пимен - владычный ключник - не вызывал особого доверия: черен был да носом горбат - на грека больше походил, не на русского. Хотя, слышал Олег и это, службу его у Феофилакта одобрял - как, интересно, прознал про то? - и сильно не любил московитов, может, от большой любви к Новгороду, а может, и по личным каким причинам.
- Все правильно сказал ты, Гришаня, - еще раз кивнул Олег Иваныч. - А ежели еще Пимен, иль еще кто, про меня расспрашивать будет - шепни!
Пимен вызвал его дня через два. Вечером вызвал, поздненько - уж и небо вызвездилось - ночи темнее стали. Прислал лодку с гребцами. Встретил ласково, сбитнем угощал, улыбался, про жизнь расспрашивал. Хорошо беседу вел, настойчиво - "легендированный допрос" называется.
Олег Иваныч - хоть и профессионалом был - чувствовал себя неловко, особенно когда дело касалось его "прежней" жизни. Путался в названиях деревень, в новгородских землях, даже - в церковных праздниках. Ничего толкового не мог рассказать и об ушкуйнике Олексе, не знал просто. Знал только, что очень интересовались Олексой Тимоха Рысь да козлобородый Митря. Вернее, не столько Олексой интересовались, сколько сокровищами его, неизвестно куда пропавшими. Господи! А не эта ли тема так интересует святого старца? Ишь, как подобрался весь, когда речь зашла о шильниках. Выслушав, отпрянул недовольно, посмотрел недоверчиво. Олег Иваныч хорошо понимал его сам бы такому подозреваемому, который в "трех соснах" путается, ни в жисть не поверил. По "сто двадцать второй" тормознул бы для острастки, в ИВС бросил, оперов знакомых бы попросил человечка своего подсадить, послушать. Глядишь, что и выплыло бы. Так бы просто не отпустил.
- Что ж, мил человек, - притворно вздохнул Пимен, - иди покуда. Как вспомнишь чего - скажешь.
Хм... Интересно, как это - "иди"? Что, Пимен глупее паровоза? Ан нет! Схватили тут же, едва вышел за порог палаты. Профессионально схватили, грамотно. Двое - за руки, третий - шпагу рванул, аж пояс затрещал, четвертый с пятым подстраховывали, мало ли что, вдруг задержанный сопротивление окажет представителям власти?
Олег усмехнулся. Ага, как же! Один против пятерых - это надо полным идиотом быть или Шварценеггером, впрочем, различий тут мало.