Шпага Софийского дома

В песке горел-разгорался небольшой костерок из мелко нарубленного хвороста. Умело сложенный, он почти не дымил, давая оранжевое жаркое пламя. Перед костром на корточках сидел давешний кобзарь — пожилой, но еще вполне крепкий мужик с сивой окладистой бородой и маленькими близко посаженными глазками, разумеется, вполне зрячими. Высунув от усердия язык, он деловито калил на огне конец кривой сабли, время от времени бросая хищные взгляды на валяющееся рядом на земле тело. Олег Иваныч сразу узнал Гришаню. Связанный по рукам и ногам, босой, с окровавленным лицом, отрок лежал на спине, глаза его неотрывно смотрели в холодное ноябрьское небо, наполовину затянутое плотными беловато-серыми облаками.

Два других бандита — молодые парни в стеганых тегиляях — отошли от костра к елкам. Приспустили штаны, мочились…

— И пошто токмо остановились? — спросил один у другого. — Нешто надобно зря время терять?

— То Матоне виднее. Счас попытаем харю новгородскую — да тут и закопаем, дале налегке поедем, весело!

— Это хорошо, что весело. А вдруг не скажет ничего пес? — поддергивая порты, засомневался первый.

— Не скажет? Да ты что, Ондрюха! У Матони и мертвяки разговаривают.

Ондрюха с сомнением покачал круглой, чем-то напоминающей большую тыкву башкой. Подвязав порты, пошел к костру следом за сотоварищем.

— Видали, робяты, как глаз человечий вымают? — подняв глаза на подошедших к костру, зловеще спросил Матоня. «Робяты» враз покачали головами.

— Он шипит, глаз-от, ровно сало на сковородке… — Мерзко ухмыляясь, Матоня подошел к лежащему отроку: — Ну-ко, подержите его, робяты…

Раскаленный конец сабли угрожающе светился перед Гришаниным носом…

— Не надо, — чуть слышно произнес отрок. — Все скажу. Только убейте сразу…

— Сказывай, — не опуская сабли, качнул бородой Матоня. — О чем с крулем сговаривались?

— Ни о чем и не договорились вовсе, — честно признался Гришаня.

— Брешешь, собака! — с неожиданной прытью Матоня пнул отрока под ребра. Тот застонал, скрючился… И отпрянул, со страхом глядя на приближающуюся к лицу саблю.

— Христом Богом клянусь, не договорились. Христом Богом… Нет! Нет! Не надо!!!

— Надо, отроче, — Матоня ласково погладил Гришаню по голове. — Он шипит, глаз-то…

Олег Иваныч дернулся бежать… и был остановлен твердой рукой шляхтича:

— Не время!

— Как не время? Они ж его…

— Не успеют. Сейчас Захария времечко. Ага!

Жуткий, какой-то нечеловеческий вопль прорезал вдруг чащу. И это не был крик Гришани. Кричали где-то рядом, ближе к дороге.

У костра настороженно заоглядывались. Матоня опустил саблю, приказал:

— Ну-ко, робяты, гляньте! Да на виду будьте.

Кивнув, «робяты» скрылись в кустарнике. Приставив острие сабли к шее лежащего отрока, Матоня подозрительно следил за ними. Гришаня вскрикнул — раскаленное острие больно ожгло шею… Хорошо — не глаз…

Молодые разбойники объявились минуты через две. Бегом, наперегонки, спустились в балку, доложили наперебой:

— Немчин там, кажись, мертвый. Одет богато.

— Не, не мертвой… Шевелится вроде…

— Шевелится? — недоверчиво переспросил Матоня. — Ладно, щас глянем.

Оторвал саблю от Гришаниной шеи.

— Где немец-то?

— Там, у дороги.

Полез вверх по склону, на ходу обернулся:

— Этого, ежели что, сразу саблей по шее!

— Понимаем, батько Матоня, не дети малые.

Ольшанский приподнялся:

— Вот теперь пора, пан Олега!

Словно лесные черти, они выскочили из ельника и в три прыжка оказались у цели.

Звякнула сталь…

Парни оказались никудышными фехтовальщиками. Еще бы — драться на равных с опытными в этом деле людьми, это совсем не то же самое, что резать горла беззащитным жертвам, хотя, в общем-то, и последнее определенного навыка требует.

Однако, несмотря на явную неспособность к приватному бою, молодые шильники оказались людишками тертыми — сопротивлялись отчаянно, всеми подручными средствами, включая песок и валяющиеся под ногами камни. Пришлось заколоть обоих — куда было деваться? Еще и от Гвизольфи не было никаких вестей. Как он там, справится с Матоней-то? Ольшанский утверждал, что — вполне…

Староста с итальянцем появились спустя некоторое время после того, как развязали Гришаню. Спустились вниз, подозрительно оглянулись. Выглядели они озабоченными.

— Кобзарь-то так и не появился! — присаживаясь к костру, хмуро бросил Панфил.

— Как не появился?

— А так. Хитрей нас оказался. Видно, почувствовал что-то.

Приятели переглянулись.

— Ну и черт с ним, — почесав ушибленное камнем плечо, махнул рукой Олег Иваныч. — Забираем лошадей — и в Троки. А злодей тот, ежели хочет — пускай догоняет пешочком.

Усадив на коня едва пришедшего в себя Гришаню, поспешно тронулись в обратный путь. Следовало поторапливаться — хотелось добраться в Троки до наступления темноты. Ветер усилился, разогнав облака, в вершинах сосен вспыхнуло желтое холодное солнце. Дождя явно не намечалось — и то дело, так бы и дальше.

Шурша опавшими листьями, стелилась под копытами коней узкая лесная дорога, каркали сидящие на голых ветках вороны, с обеих сторон, прямо в лицо, тянулись кровавые кисти рябины.

Олег Иваныч сорвал на ходу ягоды, бросив в рот, поморщился… Терпко!