Шпага Суворова

— Каждый пусть идет самостоятельно, — сказала она. — Будем встречаться с людьми, которые интересуются Суворовым, и расспрашивать их, не видали ли они где-нибудь медальона в ореховой оправе. Я буду вести поиски среди своих знакомых; вы — среди своих. Это, по-моему, сократит время.

Поиски медальона начались.

По старой пословице — «на ловца и зверь бежит», я на другой же день встретил в музее знакомого, любителя и знатока старинных русских медалей.

— Иван Феоктистович, дорогой! — обратился я к нему. — Как дела? Что нового в царстве медалей?

— О, новостей много! В наши дни жизнь и труд простых людей запечатлеваются в медалях, как никогда и нигде раньше. Мы, медалисты, удачливый народ. И медали — одна интересней другой.

— Рад вашим успехам, — поддержал я Ивана Феоктистовича.

— Да ведь известно, что вас интересует, — продолжал он. — Вам что-нибудь о Суворове подай, тогда вы воспламенитесь! Мы, медалисты, гордимся тем, что первое изображение Суворова сделано на медали. И какой медали! Профессор Академии художеств делал! Карл Леберехт!

— А помните, какие стихи об этой медали написал Державин:

Се росский Геркулес!
Где сколько ни сражался,
Всегда непобедим остался,
И жизнь его полна чудес!

Разговор сам по себе принял нужный оборот.

— Рад, рад вашим успехам, Иван Феоктистович. А вот у меня неудача.

— В чем дело?

— Да все никак не нападу на след миниатюры Суворова в ореховой оправе. Не знаете ли вы хороших знатоков старинных миниатюр?

— Как же! Как же! Есть! Один — в Ленинграде. А вот другой — подальше, в Москве. Интересные люди. Все миниатюры у них на учете.

Иван Феоктистович порылся в записной книжке и сообщил мне адреса. Потом он написал две коротенькие записки известным собирателям картин и вручил мне.

Я его поблагодарил. Затем мы распрощались.

Мне не терпелось. В тот же день, вечером, я направился на квартиру ленинградского собирателя.

Передо мной стоял высокий, худой мужчина, с черными выразительными глазами на бледном лице и большими седыми усами, свисающими вниз. Это был Михаил Николаевич — крупнейший знаток миниатюр.

— Что вам угодно? — довольно сухо спросил он.

Я отрекомендовался и протянул ему записку от Ивана Феоктистовича.

Внимательно прочитав записку, он медленно прошелся по комнате, потом повернулся ко мне и спросил:

— Что вас заставило заняться поисками миниатюры Суворова?

По правде сказать, я ожидал этого вопроса и был к нему подготовлен. После моего довольно-таки подробного рассказа о поисках пропавшей миниатюры Михаил Николаевич, поняв, что его беспокоят с серьезной целью, стал более любезным.

Он пригласил меня в большую комнату; стены ее были увешаны картинами, а на небольших столиках лежали всевозможные миниатюры. Их владелец оказался настоящим знатоком и ценителем трудного искусства миниатюр и с восторгом говорил о них:

— Взгляните! Какая тонкость кисти! Какие краски!

Михаил Николаевич держал миниатюру в правой руке, то приближая ее к глазам, то отдаляя от себя. Он так увлекся, что уже забыл о цели моего посещения.

— Ей цены нет! Сокровище! — почти пропел он. — Ах да, простите! Вас ведь интересует миниатюра Суворова! О ней, к сожалению, я ничего не слышал. Вот о старых могу рассказать. Вы, конечно, знаете о силуэте Суворова, выполненном Антингом, адъютантом и биографом полководца.

— Да, знаю, — ответил я. — Копия этого силуэта хранится у меня.

— Должен вам сказать, что работа Антинга не представляет большого интереса. Если я и говорю об этом силуэте, то только потому, что это первое известное нам изображение полководца.

— Позвольте, — перебил я, — а медаль Леберехта?

— Ну что вы, медаль! — возразил Михаил Николаевич. — На ней не Суворов, а Геркулес! По грудь обнажен, на плечах — львиная шкура. Нет, нет! То ли дело миниатюра.

Михаил Николаевич порылся в ворохе фотоснимков со знаменитых миниатюр и, протягивая мне один, продолжал:

— Обратите внимание, даже самая старая, известная нам миниатюра, хотя бы, например, беконовская, от 1795 года, в какой-то мере передает живые черты Суворова. Кстати, она написана с натуры. Суворов тогда находился в Варшаве.

— Как сказать, но работа Бекона все же груба, — не выдержал я.

— Согласен! Но на миниатюре вы видите Суворова, а не Геркулеса!

Спор мог затянуться. Я не собирался защищать преимущество изображений полководца на медалях и ничего на это не ответил.

Уже в коридоре, прощаясь со мною, Михаил Николаевич сказал:

— Вы меня очень заинтересовали известием о миниатюре Суворова. Если нападу на след, сразу же сообщу, непременно сообщу! Желаю удачи.

Поиски медальона продолжались. Не прекращались расспросы о нем друзей и знакомых.

Однажды об этом портрете зашел разговор с врачом, собирателем русских военных миниатюр. Он с интересом выслушал меня и пригласил к себе на квартиру полюбоваться его коллекцией. Я совершенно не предполагал, что увижу такую многочисленную, ценную коллекцию миниатюр. Свыше тридцати небольших картин украшали стены кабинета врача. Они были подобраны по эпохам.