Шпаги и шестеренки

Элоиза прекрасно знала, что подруга уже почти поправилась и от того, чтобы покинуть комнату, ее удерживает не рана, а страх перед убийцей. А еще – нежелание снова возвращаться на работу и заискивать перед богачами, уговаривая купить букетик цветов. Теперь у цветочницы была почти что настоящая собственная служанка. Конечно, она так не говорила, но Элоиза имела возможность много наблюдать за дамами в Ковент-Гарден и хорошо видела все ярче проявляющиеся в мисс Дулитл хозяйские замашки.

Это нисколько не смущало Элоизу. Она привыкла к хозяйской руке и была рада стать полезной. Даже думала порой, что можно было бы уговорить мастера не вкладывать пока денег в новую куклу, а помочь мисс Дулитл осуществить ее мечту – открыть цветочный магазинчик. Совсем крошечный, где они с подругой работали бы вдвоем. По ее словам, прибыль предполагалась нешуточная, так что Элоиза могла бы вернуть мастеру свой долг – и за котлы, и за дорогое фарфоровое личико, а главное – за ту большую обиду, что невольно нанесла ему, превратившись в человека. Порой ей казалось, что мисс Дулитл не очень хорошо представляет себе, как работают магазины, но Элоиза все время напоминала себе, что подруга живет на свете куда дольше ее и получила воспитание на улице, а не в мастерской в обществе раздражительного гения-одиночки.

Того, о чем писали газеты, Элоизе очень скоро стало мало, тем более, что все листки, утренние и вечерние, большей частью перепечатывали на разные лады подробности смерти несчастных жертв убийцы. Элоиза всей душой жалела, что не захватила из горящей квартиры мастера хоть пару томов. Узнав, что книги можно купить в лавке или взять в библиотеке, она поначалу обрадовалась, но цены в лавке оказались слишком высоки, а в библиотеку такой, как она, хода не была. Оставались еще книги, что передавали для бедных благотворители, устраивавшие бесплатные обеды для нищих с жиденьким супом, сваренным большей частью из моркови и заносчивости, да зазывавшие на благотворительные концерты, где, уступая капризам матушек, молодые оболтусы из знатных семей читали беднякам Байрона или распевали любимые песенки из оперетт. Но среди этих книг были большей частью романы. Дурные, как показалось Элоизе, потому что люди в них не были похожи на живых людей, с которыми она встречалась.

За почти две недели никто, ни мужчины, ни женщины, не спрашивали о мисс Дулитл, кроме ее батюшки, циника и сквернослова, вспоминавшего об отцовском долге лишь в поисках денег на выпивку. Элоиза увлеченно прочитывала газеты, невольно ища в них упоминания о мастере. Порой, когда в толпе мелькал пиджак, похожий на тот, в котором он обычно ходил за цветами, или шляпа, которая издали напоминала его шляпу, – Элоиза с трепещущим сердцем спешила туда, где мелькнул призрак недавнего прошлого, оставив недоуменных покупателей, уже готовых заплатить пару пенсов за один из ее скромных букетиков.

Мираж рассеивался быстро – господин оборачивался, здоровался с кем-то, приподнимая шляпу, звал такси, и Элоиза едва не стонала от разочарования: не его лицо, не его голос, цвет волос, поворот головы…

Однажды вечером, погнавшись за одним из своих призраков, она едва не попала под дождь. Мужчина, показавшийся ей таким похожим на Ханса Миллера, успел нырнуть под навес у входа в театр. Она последовала за ним, уже на ступенях обнаружив, что ошиблась. Джентльмен был чуть выше мастера. Волосы, столь же густые и темные, также были причесаны на прямой пробор, но свою бородку мастер стриг довольно коротко, чтобы не мешала работе. Борода незнакомца, напротив, видно не желала подчиниться воле куафера и демонически торчала во все стороны. Мужчина коротко взглянул на Элоизу и отвернулся, больше заинтересовавшись двумя дамами, что гнали под дождь тощего юношу с безвольным подбородком, заставляя бедолагу отыскать им такси.

Элоиза, наблюдая за публикой, для отвода глаз завела свой привычный монолог о том, как тяжко бедной девушке жить честно – словно в слово, как научила ее мисс Дулитл. Юноша вернулся, не найдя машины, и дамы принялись отчитывать его. Причем младшая, явно его сестра, в негодовании строила такие потешные гримасы, что Элоиза с интересом следила за ними, продолжая вполголоса причитать и не заметив, что каждое ее слово записывает неприветливый с виду старик в круглых профессорских очках.

Заметила его Элоиза лишь в тот момент, когда юноша, вновь бросившийся за такси, налетел на нее, выбив из рук корзинку.

Ручка в стальном заостренном корпусе, блеснувшая в руке пожилого джентльмена, привлекла внимание Элоизы, тотчас вызвав в памяти газетные заголовки. Убийца протыкал жертвам горло чем-то тонким и стальным. Ведь это вполне могла быть и такая перьевая ручка!

От страха у Элоизы едва не подкосились ноги. Нужно было срочно привлечь к себе внимание публики. Не станет же он бить ее ручкой в горло при посторонних?