Шпана

– Молодец, всё понял… тут только два момента тонких – надо организовать этого Сулейку каким-то образом, это раз, и как-то доказать потом, что его больше нет, трупов я больше не хочу на себя вешать. Вот этим и надо заниматься в ближайшие пару дней… да, апостолам не надо это передавать, меньше знают, крепче спать будут.

– На вот тебе последние наши деньги, – и я выгреб из кармана то, что осталось от Щуки, – сходи на базар за едой, да бери подешевле и побольше, понял?

– Понял, – шмыгнул носом Лёха.

– Да, там ведь одёжка-то это из клада у нас никуда пока не делась? – уточнил я.

– Ага, вон в том углу вся она лежит, – показал он.

– Я попробую её толкнуть, заодно пройдусь по Рождественке, мозгами пораскину, что там и как.

Я запихал платья и камзолы из угла в узел и вышел в народ. Сначала у нас тут справа по борту башкировская мельница идёт… слева впрочем тоже, здесь пакгаузы, с которых муку грузят на речной транспорт. Вот с кем бы я поработал, так это с хозяином этих мельниц… основатель династии Емельян сейчас уже отошёл от дел и разделил свою мукомольную империю между тремя сыновьями, насколько я помню курс краеведения в универе. Старший сын Николай… кажется… сидит в Самаре и нас не интересует совсем, а вот средний Яков и младший Матвей оба сейчас здесь в Нижнем Новгороде, причём Яков управляет второй мельницей в Кунавине, а Матвей конкретно здесь рулит, в Благовещенке. Оба занимаются благотворительностью, что не мешает им быть жадными до денег о степени удавления за копейку. Что интересно, в городе их не любят именно за жадность и сводничество… да-да, есть такой пунктик в их биографии – подкладывали родных дочерей и племянниц под нужных людей, а взамен нужные люди им подписывали разные полезные бумаги.

Ну ладно, отложим-ка мы братьев Башкировых в другой ящик, а сами пока займёмся более насущными проблемами. О, блошиный рынок в Мельничном переулке – еду здесь не продают, разную мелочь, полезную и бесполезную в хозяйстве, от утюгов до нательных крестиков. Здесь мы и попытаемся сбыть свои богатства.

Вываливать одежду со следами крови на всеобщее обозрение мне как-то не очень хотелось, так что я прошёлся вдоль рядов, выискивая людей, способных на мой взгляд купить всё это добро оптом, не вдаваясь в лишние подробности. Первый не заинтересовался, а второй сказал, что давай, мол, в сторонку отойдём. Отошли.

– Откуда у тебя это? – спросил второй, разглядывая на просвет одежду и пробуя её на прочность (разорвать у него не получилось).

– А тебе оно надо? – хмуро спросил я, – меньше знаешь, крепче спишь. Не ворованное и не замазанное оно ни в чём, – уточнил всё-таки я для надёжности.

Мужик хмыкнул, дошёл до дна моего узла, потом почесал бороду и объявил цену в пятёрину за всё. Я вздохнул и начал отчаянно торговаться, призывая в свидетели всех пророков и угодников православной церкви, которых сумел вспомнить. Через полчаса жаркого торга сошлись на девяти рублях с полтиной. Мужик вторично почесал бороду и объявил, что тут у него с собой денег нетути, а вот если я пойду с ним до Второй Ямской, то там у него сразу деньги и найдутся. Ага, щас, подумал я, нашёл дурня – знаю я эти Ямские улицы, оттуда живым не выйдешь.

– Ты, дядя, лучше сам сбегай на свою Ямскую, а я тут тебя подожду, – ответил я, хитро прищурившись.

Дядя не менее хитро прищурился в ответ и согласился.

– Не уходи далеко, я мигом, – сказал он и почесал в гору.

А я на всякий пожарный случай прямо вот здесь отсвечивать не стал, а отошёл чуть назад и в сторону – там проход между двумя домами был, другим концом выходивший на склон, в случае чего можно будет сбежать по-тихому. Стою, жду… пожалел, что не курю, всё быстрее время бы прошло. Но как говорится, всё на этом свете когда-нибудь заканчивается, закончилось и моё тоскливое ожидание – вернулся покупатель, но не один, а вдвоём с необъятных размеров детиной, ей-богу за два метра ростом и далеко за сто кило весом. Он мне сразу не понравился… но это, как говорится, к делу не пришьёшь – не будут же они прямо посреди честного народа мне по башке давать и товар отбирать, подумал я и направился прямиком к ним.

– О, а я уж думал, ты не дождёсся, – обрадованно сказал давешний мужик, – мы деньги принесли с Парамоном.

– Ну давай, раз принесли, – ответил я, – товар против денег.

– Не так быстро, – отвечал он, – Парамон тоже хочет взглянуть, ему с этими тряпками возиться.

– А он что, портной? – осведомился я.

– Ага, – простодушно ответил здоровенный Парамон, – шмотки перешиваю.

Я с сомнением посмотрел на Парамона – ой, врёшь ведь ты, дружок, из тебя портной, как из меня авиатор. Но сомнения опять-таки к делу не пришьёшь, поэтому я вздохнул и согласно кивнул головой:

– Ну если хочешь, гляди.

– Не здесь, отойдём в сторонку, – сказал первый мужик.

– Давай отойдём, – согласился я, и мы отошли к тому самому облюбованному мною проходу между двумя домами.