Шпана на вес золота

Обменявшись многозначительными взглядами, ребята отправились в путь. Если поторопиться, можно успеть на удобную электричку, а там недалеко и до вокзала с его самыми заманчивыми перспективами – лопатниками, забытыми чемоданами и прочим.

Дождавшись, пока молодежь скрылась из виду, Гога, зыркнув на Васю волчьим глазом, спросил напрямик:

– Ты чего задумал?

Васька, который без посторонних зрителей перестал зубоскалить и строить из себя рубаху-парня, пояснил:

– Жорик, они тут неспроста.

– С чего ты взял?

– Видел, как быстро они как бы нашли подвал?

– Н-да.

– Да и уверенно они себя тут ощущают. Предлагаю организовать культурный шмон.

– Ну а что Князь скажет? – меланхолично спросил Сашок.

– Нам все равно, – вежливо ответил Васек.

36

Рабочий день близился к концу, выдался перерыв, решили перекусить.

– Мне эта баба уже поперек горла стоит, – поведал Остапчук, ожесточенно гоняя ложкой в кружке, – многовато воли себе забрала, а Николаич ей потакает. Что на свете происходит?

– Саныч, ну сам же виноват, – деликатно попрекнул Акимов, цедя чай сквозь кусок рафинада.

– Чем это? – возмутился товарищ. – Я тут что, рыбка золотая на посылках? Какого лешего я еще должен бегать по ее поручениям?

Сергей промолчал. История с Натальей – паскудная, недостойная – выбила всех из колеи. Притащить невменяемую тетку, промариновать в коридоре несколько часов, подсунуть бумагу для чистосердечного, запереть в клетку – по всем статьям они выходили виноватыми, а Катька – молодец. Хотя изначально во всем была виновата именно она и никто другой: зачем посылать старшего товарища обеспечить привод по закрытому делу? Если так уж охота, иди сама.

«Хотя стоп, она же не приказывала, а попросила. И вполне Саныч мог отказаться…»

– Все от доброты от этой, – как бы прочитав его мысли, провозгласил Остапчук, – послал бы я ее куда подальше, ничего бы не случилось.

– Так ничего и не случилось, – напомнил Акимов. – Натальино чистосердечное Сергеевна при мне по ветру пустила, а Николаич откуда узнает?

– Это да.

Громко хлопнула дверь, послышались решительные шаги, появилась Анна Филипповна Приходько собственной персоной, с авоськой, волоча за руку нежно-зеленую Светку. Когда мамаша отпустила ее ручонку, Светка, потеряв опору, тотчас рухнула на стул и немедленно заснула.

– Где начальник отделения? Что же это происходит, граждане дорогие? Дети травятся, а власть чаи гоняет!

– В чем дело? – строго осадил ее Остапчук. – Каждый трудящийся имеет право.

– Да клала я на твои права! – рявкнула тетка. – Ты мне скажи: долго эта тварюга ползать по квартирам будет, народ спаивать? Будет порядок или я не по адресу?!

Акимов попробовал по-хорошему:

– Анна Филипповна, ты толком скажи, что стряслось? У тебя вон ребенок вроде заболел.

От этого бытового наблюдения женщина просто взбесилась:

– Да ты что?! Нешто правда? Догадался! Ты лучше спроси, с чего это у меня ребенок к обеду уже лыка не вяжет!

– Ты в своем уме? – строго спросил Остапчук.

– Сам понюхай, умник! Что это вообще творится! Дайте мне бумагу, буду в Кремль писать!

– Так, все, – призвал к порядку Акимов, – Анна Филипповна, ты бы сначала в больничку сгоняла, потом к нам.

– Нашел дуру, чтобы я объяснялась, почему ребенок пьяный? – отдуваясь, но уже спокойнее отозвалась Приходько. – Ничего, не помрет. Заставила проблеваться да молоком напоила. А все Домашка эта, змея, ползает по гостям, жаба старая, застолья устраивает, а разливает – вона во что!

Анна Филипповна достала из авоськи бутылку, завернутую в газету.

– Улика, – пояснила она, – чтобы отпечатки остались.

– Отпечатки, – машинально повторил Сергей, разворачивая газету. В ней оказалась обычная бутылка, судя по горловой наклейке, из-под ситро.

– Не лапай, – предостерегла Анна Филипповна, – сотрешь отчеп… да ну тебя.

Акимов потянул носом:

– Самогонка?

– Она! Оставили, дуры старые, на столе, а эта вон, – она кивнула в сторону почивавшей Светки, – возьми да глотни.

– И что, много выпила?

– Да где ей. Только это ж ведь Домашкин, сто градусов в тени, а сама в глотку льется, к тому же на какой-то штуке… цедра или что. Сразу не поняла и второй раз хлебнула. Это хорошо, что я с чайником вошла.

– Соседи пьянствовали, что ли? – уточнил Остапчук.

– Да занимались, – таким же манером ответила Филипповна, – по мне-то что – хоть упейся, отраву свою зачем за порог тащить? В общем, или вы что-то делаете, или я к прокурору пойду.

Она растолкала Светку, та открыла слипшиеся, как вареники, глаза, пробормотала:

– Ага… – и попыталась заснуть стоя. Но названная мать твердо поставила ее на ноги и потащила за собой. Светка брела, как шагающая кукла, то и дело норовя уронить голову.

– Саныч, что-то точно делать надо. Поговори со старухой последний раз.

– Серега, я с этой ведьмой уговорился. Самой-то пить нельзя, печени не осталось, так она других баб спаивает. Ей в радость, видишь ли, когда «народ гуляет». А это что значит? Нажрутся ее самогону, сначала песни поют, потом начинают отношения выяснять. Драки, бабы орут: «Помогите-спасите», а как я появляюсь, так двери на ключ и сидят тихо-тихо, точно и не было ничего.