Читаем Шпандау: Тайный дневник полностью

Как часто смерть влияла на мою карьеру. Ведь я никогда бы не стал архитектором Гитлера, если бы не смерть Трооста, чьими проектами он восхищался. И он, безусловно, никогда не назначил бы меня министром вооружений, если бы мой предшественник, Тодт, не погиб в авиакатастрофе. А теперь это. Значит, не суждено. Во всяком случае так я это понимаю. Все мои замыслы, все мои надежды на будущее рухнули вместе со смертью этих двух человек.


29 марта 1966 года. Сегодня долго гулял в саду. Почти все в моей жизни доставалось мне даром, думал я. Успех всегда сам приходил ко мне. Мне никогда не приходилось гоняться за ним. Я ни разу не принимал участия в конкурсе, как Альберт. Теперь я слишком стар для этого.

Неужели эти двадцать лет, в течение которых я старался быть в курсе современных достижений в моей профессии, все-таки потрачены напрасно? Сам я никогда не смогу создать новую фирму. Как мне жить дальше? Старый страх пустоты.


5 апреля 1966 года. Пасхальное Воскресенье — и еще одна телеграмма. Альберт снова выиграл — первый приз в Ротенбурге. Надысев сказал со смехом:

— Скоро к вашему сыну придется применять антимонопольное законодательство.


5 апреля 1966 года. После обеда некоторые охранники вручили нам скромные пасхальные подарки. Гесс, однако, отказался их принять. Позже он объяснил:

— В последнее время я иногда жду этих небольших дружеских жестов. Но я не хочу становиться зависимым от своих слабостей. Поэтому я решил есть только то, что получаю от тюрьмы. Раз, два, три!


24 апреля 1966 года. Телевидение хочет пригласить меня на интервью вместе с Эссером. Ужасная идея; я всегда сторонился этих баварских выскочек из гитлеровского окружения, его первых соратников по партии. И они, эти старые-старые вояки начала двадцатых годов с их невероятной заносчивостью, так же относились ко мне. Пусть Ширах встречается с Эссером!


28 апреля 1966 года. Все чаще замечаю, что думаю о Шпандау в прошедшем времени. Сегодня это произошло даже в письме домой. Как будто все уже кончилось.


29 апреля 1966 года. Думал об этих двадцати годах: смог бы я выжить, если бы мне не разрешали писать ни строчки?


30 апреля 1966 года. Я наконец оставил все мысли о возвращении к архитектуре. Неужели это в самом деле окончательное решение?

Во всяком случае, я написал в «Пропилеи», что не возражаю против заключения издательского договора. Сказал, что свяжусь с ними после выхода на свободу.


10 мая 1966 года. Сегодня Гесс весь день не выходил из камеры; еду возвращал нетронутой. Я несколько раз подходил к его двери, но он прямой, как палка, сидел за столом и, казалось, смотрел на стену. Я спросил у Пиза, не болен ли Гесс, но он отверг такую возможность.

— Опять его капризы.

Ширах оскорбился, что Гесс снова привлекает к себе внимание. Я слышал, как Ширах приговаривает в своей камере:

— Это все обман, обман! Скоро он и желудочные колики изобразит. Повар — отравитель, ха-ха!


10 мая 1966 года. Ночью, когда все успокоились, я вспомнил, что вчера исполнилось ровно двадцать пять лет с тех пор, как Гесс улетел в Англию. Теперь за его плечами четверть века за решеткой. А сколько еще впереди?


14 мая 1966 года. Сегодня ввели четырехдневный запрет на чтение, потому что я второй раз за короткие промежутки времени нагрубил одному из британских охранников. Я пожаловался на однообразную пищу. Я объяснил Проктеру свое поведение нервозностью последних месяцев.


22 мая 1966 года. Сегодня доставили электрическую газонокосилку. Кое-кто из охранников собирается впоследствии содержать сад в порядке для Гесса. Вдобавок мы получили новые синие куртки — молодежная модель с бронзовыми молниями и желтой шнуровкой по бокам. Я повесил ее в шкафчик, потому что на этом этапе не хочу здесь никаких новшеств.


28 мая 1966 года. Слышал, в офицерской столовой отмечали шампанским тысячное совещание директоров.


1 июня 1966 года. Сегодня, когда в камеру вошли Проктер с Летхэмом, мои записи внезапно поползли вниз по ноге и чуть не выпали из-под брюк. Я предотвратил беду, судорожно сжав колени вместе. Как только они ушли, я порвал все заметки на мелкие кусочки и выбросил в туалет.

В последнее время я стал нервничать сильнее, чем в прошлые годы. Я постоянно веду себя грубо и агрессивно по отношению к дружелюбно настроенным охранникам; один раз я даже получил наказание за это. Больше всего меня беспокоит нелегальная связь с внешним миром — все эти записи, передача их для контрабандной отправки, получение нелегальной почты, быстрое прочтение и уничтожение — конспирация и вся эта игра в прятки, которая много лет была лишь приключением, будоражила кровь, а теперь стала причиной нервного напряжения. Я больше не могу.

Перейти на страницу:

Все книги серии Издательство Захаров

Похожие книги

100 великих кумиров XX века
100 великих кумиров XX века

Во все времена и у всех народов были свои кумиры, которых обожали тысячи, а порой и миллионы людей. Перед ними преклонялись, стремились быть похожими на них, изучали биографии и жадно ловили все слухи и известия о знаменитостях.Научно-техническая революция XX века серьёзно повлияла на формирование вкусов и предпочтений широкой публики. С увеличением тиражей газет и журналов, появлением кино, радио, телевидения, Интернета любая информация стала доходить до людей гораздо быстрее и в большем объёме; выросли и возможности манипулирования общественным сознанием.Книга о ста великих кумирах XX века — это не только и не столько сборник занимательных биографических новелл. Это прежде всего рассказы о том, как были «сотворены» кумиры новейшего времени, почему их жизнь привлекала пристальное внимание современников. Подбор персоналий для данной книги отражает любопытную тенденцию: кумирами народов всё чаще становятся не монархи, политики и полководцы, а спортсмены, путешественники, люди искусства и шоу-бизнеса, известные модельеры, иногда писатели и учёные.

Игорь Анатольевич Мусский

Биографии и Мемуары / Энциклопедии / Документальное / Словари и Энциклопедии
100 знаменитых анархистов и революционеров
100 знаменитых анархистов и революционеров

«Благими намерениями вымощена дорога в ад» – эта фраза всплывает, когда задумываешься о судьбах пламенных революционеров. Их жизненный путь поучителен, ведь революции очень часто «пожирают своих детей», а постреволюционная действительность далеко не всегда соответствует предреволюционным мечтаниям. В этой книге представлены биографии 100 знаменитых революционеров и анархистов начиная с XVII столетия и заканчивая ныне здравствующими. Это гении и злодеи, авантюристы и романтики революции, великие идеологи, сформировавшие духовный облик нашего мира, пацифисты, исключавшие насилие над человеком даже во имя мнимой свободы, диктаторы, террористы… Они все хотели создать новый мир и нового человека. Но… «революцию готовят идеалисты, делают фанатики, а плодами ее пользуются негодяи», – сказал Бисмарк. История не раз подтверждала верность этого афоризма.

Виктор Анатольевич Савченко

Биографии и Мемуары / Документальное
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное