Как часто смерть влияла на мою карьеру. Ведь я никогда бы не стал архитектором Гитлера, если бы не смерть Трооста, чьими проектами он восхищался. И он, безусловно, никогда не назначил бы меня министром вооружений, если бы мой предшественник, Тодт, не погиб в авиакатастрофе. А теперь это. Значит, не суждено. Во всяком случае так я это понимаю. Все мои замыслы, все мои надежды на будущее рухнули вместе со смертью этих двух человек.
29 марта 1966 года.
Сегодня долго гулял в саду. Почти все в моей жизни доставалось мне даром, думал я. Успех всегда сам приходил ко мне. Мне никогда не приходилось гоняться за ним. Я ни разу не принимал участия в конкурсе, как Альберт. Теперь я слишком стар для этого.Неужели эти двадцать лет, в течение которых я старался быть в курсе современных достижений в моей профессии, все-таки потрачены напрасно? Сам я никогда не смогу создать новую фирму. Как мне жить дальше? Старый страх пустоты.
5 апреля 1966 года.
Пасхальное Воскресенье — и еще одна телеграмма. Альберт снова выиграл — первый приз в Ротенбурге. Надысев сказал со смехом:— Скоро к вашему сыну придется применять антимонопольное законодательство.
5 апреля 1966 года.
После обеда некоторые охранники вручили нам скромные пасхальные подарки. Гесс, однако, отказался их принять. Позже он объяснил:— В последнее время я иногда жду этих небольших дружеских жестов. Но я не хочу становиться зависимым от своих слабостей. Поэтому я решил есть только то, что получаю от тюрьмы. Раз, два, три!
24 апреля 1966 года.
Телевидение хочет пригласить меня на интервью вместе с Эссером. Ужасная идея; я всегда сторонился этих баварских выскочек из гитлеровского окружения, его первых соратников по партии. И они, эти старые-старые вояки начала двадцатых годов с их невероятной заносчивостью, так же относились ко мне. Пусть Ширах встречается с Эссером!
28 апреля 1966 года.
Все чаще замечаю, что думаю о Шпандау в прошедшем времени. Сегодня это произошло даже в письме домой. Как будто все уже кончилось.
29 апреля 1966 года.
Думал об этих двадцати годах: смог бы я выжить, если бы мне не разрешали писать ни строчки?
30 апреля 1966 года.
Я наконец оставил все мысли о возвращении к архитектуре. Неужели это в самом деле окончательное решение?Во всяком случае, я написал в «Пропилеи», что не возражаю против заключения издательского договора. Сказал, что свяжусь с ними после выхода на свободу.
10 мая 1966 года.
Сегодня Гесс весь день не выходил из камеры; еду возвращал нетронутой. Я несколько раз подходил к его двери, но он прямой, как палка, сидел за столом и, казалось, смотрел на стену. Я спросил у Пиза, не болен ли Гесс, но он отверг такую возможность.— Опять его капризы.
Ширах оскорбился, что Гесс снова привлекает к себе внимание. Я слышал, как Ширах приговаривает в своей камере:
— Это все обман, обман! Скоро он и желудочные колики изобразит. Повар — отравитель, ха-ха!
10 мая 1966 года.
Ночью, когда все успокоились, я вспомнил, что вчера исполнилось ровно двадцать пять лет с тех пор, как Гесс улетел в Англию. Теперь за его плечами четверть века за решеткой. А сколько еще впереди?
14 мая 1966 года.
Сегодня ввели четырехдневный запрет на чтение, потому что я второй раз за короткие промежутки времени нагрубил одному из британских охранников. Я пожаловался на однообразную пищу. Я объяснил Проктеру свое поведение нервозностью последних месяцев.
22 мая 1966 года.
Сегодня доставили электрическую газонокосилку. Кое-кто из охранников собирается впоследствии содержать сад в порядке для Гесса. Вдобавок мы получили новые синие куртки — молодежная модель с бронзовыми молниями и желтой шнуровкой по бокам. Я повесил ее в шкафчик, потому что на этом этапе не хочу здесь никаких новшеств.
28 мая 1966 года.
Слышал, в офицерской столовой отмечали шампанским тысячное совещание директоров.
1 июня 1966 года.
Сегодня, когда в камеру вошли Проктер с Летхэмом, мои записи внезапно поползли вниз по ноге и чуть не выпали из-под брюк. Я предотвратил беду, судорожно сжав колени вместе. Как только они ушли, я порвал все заметки на мелкие кусочки и выбросил в туалет.В последнее время я стал нервничать сильнее, чем в прошлые годы. Я постоянно веду себя грубо и агрессивно по отношению к дружелюбно настроенным охранникам; один раз я даже получил наказание за это. Больше всего меня беспокоит нелегальная связь с внешним миром — все эти записи, передача их для контрабандной отправки, получение нелегальной почты, быстрое прочтение и уничтожение — конспирация и вся эта игра в прятки, которая много лет была лишь приключением, будоражила кровь, а теперь стала причиной нервного напряжения. Я больше не могу.