Шпандау: Тайный дневник

«Это был аргумент Заукеля», — отвечает Дёниц. Факт остается фактом: он не в состоянии постичь весь ужас. К счастью, мы проводим вместе только полчаса; прогулка слишком короткая, и мы не успеваем развить наши противоположные точки зрения.

Снова в камере. Не могу отрицать, что Дёниц отчасти прав в своем неприятии нюрнбергских приговоров. Ярким примером неоднозначности процесса была попытка советских прокуроров включить в обвинительный приговор Геринга подробное обсуждение бомбардировки вражеских городов. Естественно, они это делали, потому что Советскому Союзу не хватало самолетов для массированных воздушных налетов. Представители Америки и Великобритании упрямо обходили вниманием эту рекомендацию, и даже в смертном приговоре Геринга нет ни слова о разрушении Варшавы, Роттердама, Лондона или Ковентри. Руины вокруг здания суда служат наглядной иллюстрацией того, насколько жестоко и эффективно западные союзники распространяли военные действия на гражданское население.

Но есть и другая сторона: союзники не больше немцев стремились к разрушению, вот только способность к разрушению у них была выше. Я вспоминаю один день в конце осени 1940 года, когда мы с Гитлером в зимнем саду рейхсканцелярии обсуждали наши планы строительства широкого проспекта в Берлине. После победы над Францией эти проекты вновь захватили его воображение. В своей обычной манере он совершенно бесстрастно заявил: «После войны мы отстроим Берлин как подобает столице, занимающей господствующее положение в мире. Лондон превратится в груду развалин, через три месяца от него ничего не останется! Я не испытываю ни малейшего сочувствия к гражданскому населению Британии!»

Четыре годя спустя, летом 1944-го, фельдмаршал Кейтель, начальник штаба Цайцлер, производитель вооружений Рёхлинг, Порше и я обсуждали с Гитлером критическую ситуацию, возникшую в результате остановки немецких топливных заводов. «Скоро наши Фау-1 и Фау-2 начнут атаки на Лондон, — торжествующе заявил Гитлер. — За ними последуют Фау-3 и Фау-4, пока Лондон не превратится в одну большую груду камней. Англичане будут наказаны. Они узнают, что такое возмездие! Террор будет Уничтожен с помощью террора. Этому принципу я научился во время уличных боев между СА и Ротфронтом». Никто не произнес ни слова. В обоих случаях, бесспорно, чувствуется та же ненависть, то же стремление уничтожить врага любыми способами. И именно поэтому суд победителей над побежденными вызывает сомнение. Но я благоразумно не признаю этого в разговорах с Дёницем.

19 марта 1947 года. Мой сорок второй день рождения. Сидя на полу камеры, принимаю солнечные ванны. Окошко маленькое, и каждые полчаса мне приходится передвигаться вместе с солнцем. Весной жизнь в камере становится невыносимой.

Думаю о семье. До 1933 года мы с женой на мой день рождения обычно уезжали кататься на лыжах в Тирольские Альпы. Потом я просто продолжал работу, и даже Гитлер не обращал внимания на день рождения. Если бы я хотел, чтобы он знал, мне следовало намекнуть Канненбергу, его мажордому, или — еще лучше — Еве Браун.

Вечером читал невероятно интересную книгу: «Семеро беглецов» Фредерика Прокоша. В ней, помимо всего прочего, описывается жизнь группы заключенных. Читая ее, я впервые осознал, что существует высокомерие униженных. Какой тривиальной и пустой кажется мне жизнь людей, которые проходят мимо моей двери и с любопытством заглядывают в «окошко».

24 марта 1947 года. Теперь мне удается каждый день спать по двенадцать часов. Если я и дальше так продержусь, то сокращу свое заключение на целых пять лет — по сравнению с моим обычным шестичасовым сном.

25 марта 1947 года. Дёниц получил известие от своего зятя, Хаслера, который во время войны служил в его штабе. Англичане наняли его на работу. Он должен предоставить им информацию о войне подводных лодок. Платить будут в британских фунтах. Дёниц считает, что это хорошие новости. Поразительно, но он не может скрыть свою гордость, рассказывая мне об этом.

26 марта 1947 года. В середине августа 1942-го я в сопровождении нескольких промышленников отправился в Винницу, ставку Гитлера на Украине. В тот период Германия стремительно наступала на Баку и Астрахань, и в ставке царила атмосфера веселья и приподнятого настроения.