Шпандау: Тайный дневник

Буржуазная обстановка: массивная дубовая мебель, книжные стеллажи со стеклянными дверцами, диванные подушки, расшитые слащавыми сентиментальными надписями или наглыми партийными лозунгами. В углу одной из комнат стоял бюст Рихарда Вагнера; на стенах в широких золотых рамах висели романтические картины мастеров мюнхенской школы. Никому бы и в голову не пришло, что обитатель этой квартиры уже три года был канцлером немецкого рейха. Из кухни доносился запах кулинарного жира и остатков еды. Гитлер каждое утро делал зарядку перед открытым окном. Однажды он сказал мне, что давно занимается с эспандером. Я не смог скрыть удивления, и тогда он показал мне рекламное объявление в журнале «Югенд». Там говорилось, что этот прибор развивает мускулатуру. Эспандер был ему необходим, объяснил Гитлер, потому что во время торжественных маршей СА и СС ему часто приходилось часами держать руку на весу, и не дай бог она дрогнет, тем более опустится. Благодаря многолетним тренировкам, говорил он, в выносливости ему не было равных среди подчиненных.

Около двух часов Гитлер вышел ко мне в форме. С ним был только его слуга Краузе. Я привез несколько новых чертежей, но, к моему удивлению, он объявил, что мы едем в Аугсбург. «Я хочу взглянуть на театр вместе с вами». Потом он спросил Брюкнера, предупрежден ли гауляйтер, что он настаивает на тихом приеме — никаких толп — и требует заказать угловые столики для кофе в ресторане гостиницы «Дрей Морен». Пока мы спускались по лестнице, он с восторгом говорил о театре Аугсбурга, построенном двумя самыми знаменитыми театральными архитекторами девятнадцатого века. У подъезда мы сели в открытый семилитровый «мерседес». Два прохожих остановились и робко подняли руки в приветствии. Из боковой улочки к нам присоединилась машина охраны.

В Аугсбурге у входа в театр нас ждали гауляйтер, мэр, городской архитектор и директор театра. Но, к удивлению Гитлера, у здания собралась также большая толпа. Крики «Хайль!», шум, радостное возбуждение — но Гитлер в плохом настроении направился в здание. Солдаты СС оттеснили толпу назад; ворота закрылись за нами, и мы остались одни.

— Неужели нельзя обойтись без толпы? — рявкнул Гитлер.

Гауляйтер, добродушный, туповатый и слепо преданный сторонник, запинаясь, проговорил:

— Вы знаете, мой фюрер… когда вы… когда вы в кои-то веки приезжаете в Аугсбург…

Гитлер раздраженно перебил его:

— Теперь, конечно, знает весь город. Я же ясно сказал, что не хочу всего этого. Ладно, хватит. Давайте осмотрим ваш театр. — Гитлер повернулся и повел нас по фойе к лестнице. — Здесь все в довольно запущенном состоянии, — сказал он мэру. — Почему город не заботится об этой жемчужине? Вы хотя бы знаете, кто его построил? Хельмер и Фельнер из Вены, самые известные театральные архитекторы в Австрии. Они создали больше дюжины оперных и драматических театров во всем мире, один лучше другого.

В зрительном зале Гитлер пришел в восторг от роскошных балконов и лож в стиле архитектурного необарокко. Около получаса он водил нас по залу, по коридорам, лестницам, за кулисы, показывая каждую деталь, каждый узор, каждый ракурс. Ему явно доставляло удовольствие демонстрировать аугсбургцам их собственный театр. Внезапно он остановился. Общительный, возбужденный энтузиаст превратился в государственного деятеля.

— Гауляйтер Валь, — официальным тоном заявил он, — я решил полностью обновить и восстановить этот театр. Я оплачу расходы из собственных средств. — Гауляйтер с мэром вытянулись в струнку. — Безусловно, нужна новая сцена и оборудование. Я предоставлю в ваше распоряжение моего оперного архитектора, профессора Баумгартена. Вы должны привести все в превосходное состояние. Театр — это мерило культуры города и цивилизации.

С этими афористичными словами Гитлер развернулся и пошел к выходу. Тем временем на улице собрались тысячи людей, бурлящая толпа восторженно приветствовала Гитлера. Отряды СА, которых вызвали на подмогу, с трудом расчищали нам дорогу, и мы на черепашьей скорости доехали до гостиницы.

Некоторое время спустя мы сидели под пальмами в старомодной гостинице гостиницы и пили кофе с пирожными. Гитлер, как всегда, прикончил кучу пирожных и кусков штруделя, с отеческой заботой уговаривая нас съесть еще. Он взволнованно рассуждал о многоплановом фоне средневекового городского ландшафта; ему особенно нравилась Максимиллианштрассе. Даже тогда мне вдруг пришло в голову, что он никогда так не относился к Вене, не говоря уж о Берлине. И сегодня мне кажется, что он всегда оставался провинциалом и неуютно чувствовал себя в больших городах. Если в политике он мыслил и планировал в гигантских масштабах, простые и понятные условия жизни в городке типа Линца, где он ходил в школу, были наиболее комфортной средой его оботания.