Шпандау: Тайный дневник

Однажды в воскресенье, в начале апреля 1943-го, мы провожали Гитлера на железнодорожном вокзале в Берхтесгадене. У него был специальный поезд, который из соображений безопасности везли два тяжелых локомотива. К локомотивам был прицеплен бронированный вагон с зенитными орудиями. Всю дорогу на крыше этого вагона стояли закутанные с ног до головы солдаты, готовые в случае необходимости применить оружие. Следом шел вагон Гитлера, в центральной части которого был организован просторный салон. Стены были обшиты панелями палисандрового дерева. Скрытые лампочки, кругом идущие по всему потолку, отбрасывали синеватый свет, от которого лица приобретали трупный оттенок; поэтому женщины не любили находиться в этой комнате. Разумеется, там была кухня и помещения для личных нужд Гитлера: спальня, роскошная ванна, гардероб, приемная и комната для прислуги. Прямо к этому вагону был прицеплен «командный вагон», снабженный всевозможными средствами связи с внешним миром. Вдобавок там располагался кабинет с военными картами, и, таким образом, вагон становился передвижной ставкой фюрера. В следующем вагоне размещалась постоянная охрана Гитлера — двадцать с лишним человек. За ним шли вагоны для гостей, и в тот раз одно купе было предназначено для меня; следом — два спальных вагона первого класса, вагон для прессы и багажный вагон. Замыкал состав второй специальный вагон с зенитными орудиями.

Когда мы около шести часов утра сели завтракать за большим столом, Гитлер без умолка говорил о новом мосте Нибелунгов; он был, по словам Гитлера, воплощением его юношеской мечты. Он хотел обсудить две статуи на южном конце моста работы неизвестного мне скульптора по имени граф Плеттенберг — Зигфрид и Кримгильда, сидящие верхом на могучих конях. Еще издалека Гитлер принялся восхищаться скульптурами:

— Какая прекрасная поза! Эта мускулатура — великолепная работа! А этот прямой, открытый взгляд! Посмотри, с какой решимостью он сжимает шпагу! — Под брюхом коня извивался дракон. — Блестяще! — воскликнул Гитлер — Немецкое искусство. Обратите внимание на детали конской головы. Плеттенберг — необычайно талантливый художник.

Это был совершенно другой Гитлер. Тревоги по поводу производства танков, которые он обсуждал со мной накануне вечером, отошли в сторону.

— Вы только посмотрите на Кримгильду! — продолжал он. — Какое восхитительное тело. Графу, наверное, позировала его жена. А поза — само совершенство!

Хотя по замыслу статуя должна была олицетворять скромность, в облике этой полуобнаженной Кримгильды с полутораметровыми косами было что-то развратное.

Я прошептал кому-то из стоящих рядом со мной людей, что огромная выпирающая грудь станет идеальным гнездом для голубей.

— Вы что-то сказали? — резко спросил Гитлер. Потом продолжил: — На другом конце моста, вон там, будут стоять Гюнтер и Брунгильда. Плеттенберг уже сделал превосходные эскизы. Как только все будет готово, основа для создания города искусств — каковым я вижу Линц — будет заложена. Видите, какой запущенный вид у берега Дуная? Я хочу, чтобы Гислер поставил там дома — один краше другого. Но прежде всего в Линце необходимо построить новый музей и новый оперный театр. Он стоит в горах, и его расположение гораздо удачнее, чем у Вены или Будапешта. Вон там, на склоне холма, мы построим стадион; оттуда будет великолепный вид на панораму города. Мы уже нашли первоклассный оркестр для оперы, оркестр Св. Флориана; Йохум сделает его одним из лучших в мире.

Хотя Гитлер рассказывал о своих планах с серьезным, я бы даже сказал, торжественным видом, создавалось впечатление, что это говорит не взрослый человек, а ребенок. На долю секунды мне показалось, что все это не более чем детская игра в кубики, только с большим размахом. Но я быстро подавил в себе эту мысль. В конце концов, ландшафт здесь действительно красивее, чем в Вене или Будапеште, расположенных ниже по Дунаю. Линц в самом деле производил впечатление сонного, застоявшегося болота. И что плохого, если он хочет превратить родной город в культурную столицу?

14 января 1951 года. Теперь и советским охранникам выдали ботинки на резиновой подошве. Тараданкина, который ночью громко шагал по коридору, стуча каблуками с железными подковами, заменили. Теоретически новую обувь заказали из сочувствия к заключенным, которые до последнего времени просыпались всякий раз, когда охранники совершали ночной обход. Но эта забота создает для меня проблемы, потому что теперь я практически не слышу приближения охранников.