Императрица Мария Терезия трезво оценивала уровень подготовки своей дочери и понимала, что нельзя оставить девицу без пригляда и поддержки, а то она таких дел наворотит… Главным советчиком и наставником стал посол Австрии во Франции граф Мерси д’Аржанто. Его переписка с Марией-Антуанеттой до сих пор является непременным источником информации для историков, изучающих ту эпоху. Но посол, конечно, не мог держать руку на пульсе 24 часа в сутки и тотально контролировать дофину, он мог только дать мудрый совет в случае необходимости.
А что же муж-то, Луи Огюст? Он тоже не подсказывал, не исправлял ошибки поведения, ничего не советовал? Вот в этом-то и была проблема. Луи Огюст почти не разговаривал со своей хорошенькой веселой супругой. Во-первых, он был застенчив, как я уже говорила. Во-вторых, он предпочитал серьезные разговоры, а Мария-Антуанетта на серьезные темы общаться не могла, знала мало, мыслила неглубоко, ей лишь бы потанцевать или поболтать о пустяках. В-третьих, у дофина имелась некоторая проблема, в связи с которой он не мог, как ни пытался, исполнить супружеский долг. Он ужасно переживал из-за этого, стеснялся, но уклонялся от любых обсуждений и категорически отказывался от медицинской помощи, которую ему деликатно предлагали доктора. Разве мог нормально общаться с женой молодой парень, регулярно терпящий фиаско в постели? Понятно, что Луи днем избегал даже лишний раз посмотреть в сторону Марии-Антуанетты.
И Мария-Антуанетта почти сразу подпала под влияние трех незамужних дочерей Людовика Пятнадцатого, которые принялись использовать неопытную и несведущую девушку в придворных интригах. Они страшно не любили папину фаворитку Жанну дю Барри и легко настроили дофину соответствующим образом. Одним из принципов немецкого порядка является так называемая моральная опрятность, на этом и сыграли три старые девы. Для Марии-Антуанетты слово «проститутка» было даже страшнее, чем перспектива попасть в ад. Тетки дофина (а теперь они и Марии-Антуанетте приходились тетушками) разъяснили ей основы этикета: никто не имеет права первым заговорить с особой королевской крови. Кроме членов семьи, разумеется. Эта проститутка дю Барри захочет всем показать, что она дружит с женой дофина, будущей королевой, и нельзя давать ей такую возможность. Для этого требуется только одно: ни в коем случае не заговаривать с фавориткой, не смотреть на нее и вообще делать вид, что ее не существует. Поскольку Жанна не имеет права первой начать разговор и даже просто поздороваться первой не может, то полное игнорирование этой особы на корню пресечет любые попытки ее сближения с Антуанеттой.
Доверчивая и ничего не подозревавшая дофина повелась. И дело чуть было не дошло до дипломатического конфликта и разрыва отношений с Австрией. Весь двор с нездоровым любопытством наблюдал за тем, как Мария-Антуанетта игнорирует Жанну дю Барри и как переживает сама Жанна, с какой тревогой и нетерпением ждет она одного-единственного слова от супруги наследника престола. Сам наследник Жанну не жаловал, а своего деда порицал за сексуальную распущенность и полную отстраненность от управления государством. Ах, если бы будущая королева Франции соблаговолила показать перед всем двором, что она признала графиню дю Барри! Но юная глупенькая дофина ходила, задрав носик, поскольку считала себя в полном праве не иметь ничего общего с бордельной проституткой, пусть и бывшей.
Жанна жаловалась королю, король расстраивался. Он не любил конфликтов и уж тем более не терпел никаких выяснений отношений и скандалов. Жанна давила на любовника, тетки давили на Марию-Антуанетту, посол Мерси давал деликатные советы и писал отчаянные письма в Австрию с просьбами к Марии Терезии повлиять на дочь. Отношение короля к жене внука стало меняться, он не желал мириться с открытым пренебрежением, которое эта австриячка дофина демонстрировала к его любимой женщине. Наладившаяся дружба с Габсбургами грозила вот-вот развалиться. Императрице пришлось строго выговорить глупенькой дочурке (в письменном виде, разумеется) и велеть прекратить дурацкий конфликт. В историю вошли слова, которые Мария-Антуанетта, превозмогая себя, все-таки произнесла, остановившись возле графини дю Барри: «Сегодня в Версале очень много людей». Эта история в красочных подробностях описана и Г. Бретоном, и В. Холт, кинематограф тоже не прошел мимо нее.