Шпилька

– Смотри! Видишь это…и вот здесь. – Коготок указывает на зазубрины, образовавшиеся под ручкой. Точно такие же зазубрины были внизу у стены.

– Ну и что? Так это сейчас получилось, от того, что я дверь толкал.

– Не-ет, Глеб! Ты себя переоцениваешь. В твоём случае я упёрла кочергу немного в стороне. Видишь здесь? – Она показывает пальцем на глубокие царапины чуть левее от кривого прутка, прислонённого к стене. – Твой друг, видимо поздоровее тебя был, да и мотивации у него было побольше. Там даже трещина в доске образовалась. Видишь?

– Ты хочешь сказать, что кто-то подпёр дверь снаружи и оставил Ваньку умирать в парилке?

– Ты поразительно догадлив. Выждав необходимое время, этот человек вернулся, открыл дверь, убедился, что Иван готов и убрал кочергу. Он просто не стал заморачиваться, чтобы положить кочергу на своё место, а в спешке просто убрал её подальше.

Глеб плюхается на диван и обхватывает голову руками.

– Нет! Бред какой-то. Все были там, в комнате…мы и девчонки. Олеся с ним оставалась, она же его и нашла потом…

– Вряд ли это сделала проститутка. Разве что исполняла чей нибудь заказ. Но и в этом случае у девочки должны были быть железные яйца.

– Почему нет? Ты ведь тоже исполняешь заказ. Я в последнее время вообще много узнаю об особях противоположного пола. – Глеб поднимает глаза.

Она сидит на краешке деревянного стола и смотрит на него сверху вниз, словно сканирует этими зелёными лучами. Ножка в кеде болтается туда сюда. Такая аппетитная фигурная ножка. Его взгляд ползёт дальше, туда, под обрез жёлтого платья. «Нет…нет…нет…я не хочу…немедленно отвернись» – кричит внутренний голос, но глаза уже примагнитились к этому заветному месту, которое выглядывает из под юбки рыжей бесстыдницы. От вида розовых губок, расположенных по центру гладко выбритого лобка, его начинает бить мелкая дрожь. Рот внезапно наполняется слюной.

– Пойдём отсюда! – он машет рукой пытаясь отвернуться. – Пойдём в дом.

Она уже начинает вставать, но Глеб вдруг хватает её, стягивает со стола и прижимает к себе. Он вцепился в неё как хищник во внезапно попавшую в его лапы жертву. Он быстрыми очередями поцелуев покрывает её шею, плечи, срывает бретельки и впивается губами в розовый сосок. Жадные руки, тем временем задирают платье и ищут эти заветные губы. Да вот они, обжигают своей жаркой влажностью, заставляют задыхаться, исходить слюной.

– Вы же хотели общения в другом формате, Глеб Викторович! – шепчет она, извиваясь под ним, зажимая между коленками его отвердевшую плоть.

– Молчи, Ева, я прошу тебя, заткнись!

Он уже не владеет собой. Голова, кричащая остановись, слаба перед телом, которое уже увлеклось этой любовной игрой. Ничто не может быть сильнее этой игры, ни деньги, ни репутация, ни дело, ни здравый смысл.

Он входит в неё, хрипя как зверь. Его большая ладонь собирает в пучок рыжие волосы, тянет их назад. Она кричит, упирается, извивается, выдавливая из него то, что он копил уже несколько месяцев. Его хватает совсем не надолго. Несколько сильных толчков, финальное рычание убитого зверя и он вжимается в неё, словно хочет раздавить спелую налитую соком виноградину, чтобы ощутить, как брызжет её сок.

Он обмякает, какое то время лежит на ней, тяжело сопя, а потом сползает вниз на деревянный пол.

– Сучка, что же ты делаешь! – причитает он, то ли всхлипывая, то ли смеясь. – Ну как же так-то? Как же так?

Сейчас он мысленно упрекает себя в том, что произошло. Он был не должен этого делать. Он даже вообразить не мог, что такое может случиться с ним. С ним, хладнокровным прагматиком, который всегда мог поставить чёткий барьер между работой и блядством, который знал, что бабы, слюни и дешёвые романы погубили кучу настоящих мужиков. Он всё это знал, но попался как муха в паутину. Раньше он считал себя в этом плане гораздо сильнее и устойчивее Лёхи и Тимура, оказывается, что нет. Он попался третьим, последним из всех. Он попался!

– Ну и дурак же я! Какой дурак! Ещё и без резинки! – Он сжимает ладонями лицо, словно скульптор, который сминает не удавшийся образ, чтобы вылепить новый.

– Не бойся, котик! Если сам чистый, тогда ничего тебе не грозит! – Её свесившаяся с дивана рука гладит его жёсткие, начинающие седеть волосы.

– Ага! А забеременеть не боишься? – продолжает хныкать Глеб.

– Нет! Я уже никогда не забеременею.

Она резко встаёт с дивана, словно разбуженная своими же словами.

– Ну что так и будешь здесь валяться, или в дом пойдём?

***

Она лежит на распластанной волчьей шкуре и, опёршись на локоть, смотрит на язычки жёлтого пламени, пляшущие за толстым каминным стеклом.

Он сидит в кресле, курит уже третью подряд сигарету и не может оторвать глаз от её обнажённой спины и идеального овала бёдер, на которых маленькими зайчиками резвятся отблески пламени. Он уже не отводит жадного взгляда и не пытается включить силу воли. Чего уж там? Всё что могло пойти не так, уже пошло…

– Так и будешь молчать?

– Я сказала тебе всё, что хотела. Теперь твоя очередь! – Тихо произносит она, продолжая смотреть на огонь в камине.