– Тогда я сделаю так, чтобы она услышала именно моё предложение. Для этого или кричать буду громче, или сделаю так, чтобы все остальные заткнулись.
– У тебя выпить есть? – Глеб как-то жалобно смотрит на товарища. Тимур достаёт из подлокотника бутылку, не глядя, суёт её в руки Глебу. Тот делает большой глоток, и ненадолго замирает с искривлённым ртом и зажмуренными глазами.
– Решать, конечно, тебе, дружище! – наконец-то говорит он, враз осипшим голосом. – Всё же я попробую изложить тебе свои соображения, чтобы ты не делал резких движений. По крайней мере, сейчас.
– Валяй…излагай…– равнодушно отвечает Тимур, продолжая смотреть на пустое крыльцо.
– Я знаю, что ты с ней спал, Тимур. Возможно не один раз. Возможно, ночи, проведённые с ней, ты не сможешь сравнить ни с какими другими ночами. Она не такая как все, и я тебя прекрасно понимаю. Я верю, что из-за неё может сорвать крышу. Верю, потому что и сам с ней спал. И было это только вчера.
Тимур делает неуловимое движение, в результате которого большой и указательный пальцы его правой руки превращаются в тиски, сжимающие кадык Глеба.
– Ну и что, дружище…мне плевать…мы то с тобой знаем, что это всего лишь её работа. – его голос всё такой же спокойный и размеренный, а грустный мечтательный взгляд продолжает смотреть в окно, на крыльцо, тем временем, как пальцы всё сильнее сжимают горло Глеба, пытающегося разжать тиски и открывающего рот, словно рыба, которую вытащили из воды.
Наконец-то тиски разжимаются, и Глеб закашливается, сотрясаясь всем телом. Из его глаз ручьями текут слёзы.
– Ты уж меня прости, друг. Просто я тебе тоже хочу кое-что объяснить. Пусть я объясняю на своём языке, пусть это грубо и больно, зато лучше тысячи слов. Теперь ты понимаешь, на что я готов пойти ради неё.
«Кхы-кхы-кхы» – кашель Глеба учащается и вдруг переходит в смех. Он продолжает сотрясаться, скрючившись на сидении, а слёзы всё так же катятся по щекам, но уголки рта весело приподняты вверх.
– Понимаю, дружище…вот уж на самом деле просто и доступно…– Голос Глеба совсем осип. Он берёт бутылку и на этот раз делает несколько больших глотков. На последнем давится и снова закашливается.
– Я понял кхы-кхы, что ты пойдёшь на всё…даже убить можешь. Кстати, ты ведь убивал раньше?
– Да, Глеб, убивал. Это тогда было, в девяностые. Ну я же рассказывал уже. Там всё просто было, или ты, или тебя. – Тимур не меняет своего спокойного философского тона, продолжая смотреть в окно. – Знаешь, однажды, ещё пацанами, мы ездили в спортивный лагерь. Там один мужичок был, тренер, по запрещённым тогда восточным единоборствам. Один раз он собрал нас на пустыре, воткнул в песок палки и надел на них пустые стеклянные банки. Он заставлял нас лупить палками по этим банкам, так чтобы они разбивались. Вроде всё проще простого, только он говорил, чтобы во время удара мы представляли себе реального врага. Ты же знаешь, как работает воображение, когда ты ещё щегол. И вот этот мужик (его Геннадий Саныч кстати звали) говорил, что во время боя не должно быть никакого психологического барьера. Ты должен бить противника так же, как лупишь по стеклянной банке. Ничего личного, ни злости, ни страха, ни ненависти. Ты просто устраняешь препятствие, которое мешает тебе двигаться к цели. В момент боя перед тобой не человек, а простая стеклянная банка. Позднее в лихие годы, мы ездили на полигон, где уже стреляли и на этот раз в основном по жестяным банкам. Наш инструктор, который нюхнул пороха в горячих точках, говорил те же слова, что и Геннадий Саныч тогда. В бою перед тобой не человек, а обыкновенная жестянка.
Тимур берёт бутылку и добивает остатки бурой жидкости. Вытирает губы локтём.
– Это я к чему сейчас говорю…У меня появилась цель. Настоящая цель. И сейчас лучше никому не оказываться на линии огня между мной и моей целью.
– А как же на счёт Ваньки? – спрашивает Глеб.
– А причём здесь Ванька? – Тимур в первый раз повернулся и посмотрел в глаза товарищу.
– Какая перед тобой стояла цель в случае с Ванькой? Евы ведь ещё не было. Он чем был для тебя, стеклянной банкой, или жестянкой?
– Иван умер от инфаркта, этот факт доказан экспертизой. О чём ты сейчас говоришь? – Тимур продолжает смотреть на Глеба, как врач на сложного пациента.
– Ивана убили – это факт. Тот, кто это сделал, действовал очень хладнокровно. Возможно, он представлял, что подпирает дверь, за которой находится стеклянная банка, или жестянка из под консервов, которая не вовремя оказалась на пути. Ему было всё равно, что станется с этой банкой, расплавится она или треснет, лишь бы её не стало.
– Если ты напрашиваешься на удар в морду, то не выйдет. То, что ты говоришь, меня не злит, потому что это абсурд. – тон Тимура меняется, становится более резким. В узких глазах блестят искорки заинтересованности. – Кто тебе сказал, что дверь в парилку подпёрли?
– Быстро же ты успел сориентироваться. Я ведь только намекнул, что дверь подпёрли, а ты сразу же додумал какую дверь…Ты чё так напрягся то, Тимур?