Шпилька

Семён растерянно кивает. По его лицу заметно, что он не очень-то рад такому повороту. Ему бы перевести дух, собраться с мыслями, чтобы понять, что это было, но навязчивая рыжая бестия не даёт этого сделать.

На стоянке он открывает перед ней пассажирскую дверь светло-зелёной Шевроле Нивы. Она по детски прыскает , то ли удивляясь экстравагантным манерам кавалера, то ли экзотической для неё модели машины, и, натягивая юбку к коленям, садится в пыльный пахнущий маслом салон.

– Куда ехать? – спрашивает Семён тоном таксиста, когда подобие внедорожника хрипло рыча, чихая и кашляя, выезжает с парковки.

– Недалеко, сейчас прямо по Профсоюзной, потом свернёшь с моста на Горького, а там я покажу. – Она смотрит на него с улыбкой, словно пытается растопить корку льда, которой покрыто всё его тело.

– Это же механика? Так прикольно! – она восторгается как маленькая девочка, которую катают на гужевой повозке, запряжённой осликом. – Знаешь, мне нравится, когда мужчины водят машины, которые сложно освоить женщинам. Они кажутся в них намного брутальней.

– По-моему, современным женщинам мало что не под силу…– ухмыляется Семён, выкручивая руль. – Некоторым особям просто не устаёшь удивляться и не знаешь, чего от них ожидать. Мне кажется, что сейчас женщины гораздо сильнее и выносливее мужиков.

– Не только сейчас! Так было всегда, – враз похолодевший взгляд Евы устремлён на дорогу. – Ты один из немногих, кто может это не только признать, но и произнести вслух. Знаешь, для мужчины это дорогого стоит.

– Слушай, Ева, может хватит уже подлизываться. – говорит он, пытаясь педалью газа пришпорить ленивую Ниву. – Ты понимаешь, что я понимаю, что ты пытаешься мной манипулировать. Дальше играть в эти игры не имеет смысла. Если за тобой ничего нет, мы просто забудем эту историю, а если есть…

– Мы так или иначе играем в игры. Кто-то в мужа и жену, кто-то в строгого директора и блудливую секретутку, кто-то в Шерлока и таинственного преступника. Весь вопрос в игроках. Насколько они интересны, чтобы с ними во что-то играть. Тебе бы хотелось со мной поиграть? Если ответишь да, то не пожалеешь. Я сейчас не о сексе.

Её пристальный взгляд снова прожигает его висок.

– Я не понимаю, о чём ты сейчас говоришь.

– Не нужно понимать, просто ответь «да» или «нет».

– Ты хочешь, чтобы я играл на твоей стороне?

– Нет, я хочу услышать от тебя, хотел бы ты играть в игру, участником которой я являюсь, просто потому что я там есть?

– А с чего ты взяла, что…

– Просто скажи «Да» или «нет». Как ты чувствуешь. Скажешь «нет», я выхожу из твоей машины и мы больше с тобой не пересекаемся; «да» – игра продолжается.

Он разгоняет машину, которая прыгая на кочках, врезается в лужи, обдающие лобовое стекло мутной грязью.

– Да! Так или иначе, теперь я понимаю, что ты, всё-таки, играешь. Я в этой конторе играю роль охранника, сторожевого пса. А твоя роль? Кого играешь ты?

– Во-первых, давай уйдём от формальных ролей, а то я должна сказать, что играю роль секретарши. Ну это же так тривиально. Во-вторых, ты проскочил поворот на Горького.

– Вот чёрт! – Семён в гневе бьёт ладошками по баранке.

– Ну и в третьих: если мы уж всё равно проехали, давай заскочим куда-нибудь поужинать.

Семён сбрасывает газ, и машина на холостом ходу скатывается с мокрого горба моста.

– Как же ты умеешь манипулировать. Мы вместе с тобой всего час и всё это время ты меня водишь за собой, как барана на верёвке.

– По-моему, кто-то из нас лукавит. Человек, подверженный чужому влиянию, никогда не признает, что им манипулируют.

17

– Она мне всё по полочкам разложила и даже продемонстрировала, как это было. – Глеб катает квадратный стакан по полированной стойке. Он как сверчок на шесте сидит на неудобном барном стуле. Давно уже он не бывал в таких заведениях, и обстановка прокуренного полумрака возвращает его в молодость. Он словно переместился назад в девяностые, когда ещё был довольно жёстким, но правильным парнем. Она заставила его почувствовать себя на двадцать лет моложе. Почему этот бар? Это было первое место, которое подвернулось им по дороге. Ну не в «Моцарте» же такие вопросы обсуждать. Глеб не снимает с себя надвинутой на лоб бейсболки, отчего на самом деле кажется гораздо моложе.

– Это она тебе рассказывала, пока ты её в бане трахал? – скрипит зубами Тимур.

– Тим, давай только без эмоций. Сейчас разговор совсем не об этом. Если уж на то пошло, мы все её трахали.

При этих своих словах Глеб видит, как сжимается и набухает огромный кулак, как белеет на толстом как сосиска пальце след от огромной печатки.

– Ну и что она тебе там рассказала? Как это было? – в хриплом пресном голосе Тимура нет интереса. Удивительно, но он даже не притронулся к стоящему перед ним стакану с виски.

– Ты же знаешь, как это было. – Волчий взгляд, брошенный исподлобья, заставляет Глеба вытянуть вперёд ладони, словно он защищается. – Ну ладно, ладно, допустим, что ты не знаешь. Дверь подпёрли кочергой, а ковшик унесли, для того, чтобы он не смог разбить им окно. Там всё осталось: следы от кочерги на ручке и стене, окно разбитое.