Самой серьезной проблемой были усы. Накладные волосы стоят около шести пенсов за ярд, а резиновый клей стоит два пенса за бутылку. Дюйм накладных волос и капелька клея были для меня равны жизни и смерти. Но даже эти вещи, стоившие в общей сложности не больше фартинга, были для меня недоступны. Потому мне следовало найти замену. При этом усы должны были выглядеть достовернее, чем волосы, потому что волосы я скрыл бы под пилоткой. Я снова торопливо обыскал карманы капеллана. Нужно заметить, что за это время часовой еще раз подходил к моей двери — вы же помните, что мне приходилось делать всю свою работу в течение «десятиминутного интервала». Мне нужен был нож, потому что мой, конечно, у меня отобрали. К моей радости я нашел что-то получше. Капеллан был из тех офицеров, которые очень следят за собой, потому в кармане его жилета я нашел маленькие маникюрные ножницы. Я отрезал локон его собственных волос, потому что, хотя он и стригся коротко по военной моде, но носил довольно длинную челку. Вот из нее я и сделал себе усы.
Как прикрепить их? Как закрепить их хотя бы на три или четыре минуты, достаточные, чтобы выйти из тюрьмы? Клея у меня не было, но у меня были конверты, а на конвертах был клей. Мои пальцы, опытные в этом деле, легко порезали волосы на подходящую длину. Потом я облизал с дюжину конвертов, чтобы клей растворился, и приклеил волосы себе над верхней губой. Я придал «усам» правильную форму. Но продержатся ли они? Я прошелся по камере, повертел головой. Несколько волосков упали, но остальные держались. Я снова взглянул в зеркало. Да, результат был вполне нормальным. Я чувствовал большое возбуждение и укрепившуюся уверенность. Оставалась только разница в росте, но шинель должна была ее скрыть, потому что я мог слегка сгорбиться под ней, что было бы, конечно, заметно, если бы я шел без шинели.
У меня оставалось только несколько минут. Я быстро написал капеллану записку с извинениями за мое грубое поведение и собрал все свои бумаги. Заботливо я посадил его спиной к двери, опустил голову, охватил ее руками, так, чтобы цвет его волос нельзя было разглядеть сквозь дверной глазок. Когда охранник приблизился к двери, я встал, надел пилотку капеллана, и положил руку на плечо потерявшего сознание человека, произнося его собственным убеждающим голосом слова последнего утешения. Потом я подошел к двери, которую охранник мне открыл. Он с любопытством взглянул на позу, в которой лежал «заключенный».
— Оставьте его, — сказал я голосом капеллана. — Он очень ослабел, но сейчас он готов встретиться с Богом. Он храбро встретит свою судьбу.
Ничего не заподозрив, охранник закрыл за мной дверь и проводил меня по коридору к кабинету начальника тюрьмы. Я не стал заходить в кабинет, который был ярко освещен, но дал знак, чтобы мне дали мой пропуск. Я сообщил, что заключенный после моего посещения готов к встрече с Творцом, что он собирался написать еще пару писем своим родным, которые начальник тюрьмы, несомненно, отправит по адресу. Когда я стал уходить, он поблагодарил меня, затем, к моему удивлению, сказал: — Ну, хорошо, я сейчас пойду взглянуть на него в последний раз и попробую убедить его лечь спать. Он храбрый малый, и я знаю, что он мужественно встретит смерть, но человек, который бодрствовал всю ночь, обычно становится нервным. Я просто подойду и скажу ему пару последних слов.
Мне это совсем не понравилось. Я рассчитывал, что пройдет хотя бы час, пока мой фокус раскроют. Потому мне пришлось действовать еще быстрее. Я пожелал начальнику тюрьмы спокойной ночи, отдал честь, и один из его людей провел меня до ворот тюрьмы. Счастливый момент! Я стоял там под звездным небом и яркой луной. Я снова свободен! Невозможное стало возможным! Я сбежал! Но как долго продлится моя свобода? Как раз сейчас начальник тюрьмы идет к моей камере. Через пять минут, возможно, будет поднята тревога.
В этой экстремальной ситуации я подумал, как думал и раньше, о Сюзанне. Это было странно, сказал я сам себе, когда несся по почти безлюдной улице. Эту девушку я знал всего три или четыре дня и, тем не менее, был готов вручить в ее руки свою жизнь. К счастью, на земле есть такие люди, как она. Я с трудом заставил себя не думать о риске, которому подвергаю ее, потому что хорошо знал, что она сама вовсе не хотела бы. Чтобы я думал об этом. Но ее дом был всего в нескольких сотнях ярдов от тюрьмы. Я не стал стучать в дверь, зато постучал в окно ее спальни. Спала ли она? Я засомневался в этом, потому что через несколько секунд она уже была у окна, заговорив со мной шепотом. Довольно странно, что она не спросила, кто там. Казалось, что она ждала именно меня.