Шпион и лжец

– Смотрится неплохо. И эхо тут теперь не такое сильное.

– Хочешь позвонить маме? Отчитаемся, расскажем, как у нас дела…

– Может быть, попозже. – Мне не нравится, как звучит мамин голос, когда она в больнице. Он у неё тогда усталый.

– Я ужасно голоден, – говорит папа. – «Де Марко»?

Да, пицца – это хорошая идея.

– Только побыстрее, ладно? – прошу я. – А то в час тридцать у меня встреча в подвале. По твоей милости.

Папа секунду смотрит на меня и разражается хохотом:

– Серьёзно? Шпионский клуб? Я был уверен, что этому объявлению лет десять, не меньше!

Но он, конечно, рад, что я согласился в это влезть.

– А если это какой-то семилетка или типа того? – жалуюсь я по пути в «Де Марко».

– Есть только один способ это выяснить, – жизнерадостно откликается папа.

Как будто он тут вообще ни при чём.

Шпионский клуб

Я спускаюсь в подвал в час тридцать одну. Дверь шпионского клуба приоткрыта, самую малость, и оттуда виден свет. У меня с собой небольшой пакет с мятыми газетами, для маскировки – на случай если это и правда семилетка.

Несу этот пакет к последнему баку, который ближе всего к приоткрытой двери. Открываю крышку, стараясь издавать как можно больше шума, и запихиваю свой «мусор» в бак. Но из комнаты никто не выходит.

Я стою перед дверью и прислушиваюсь. Ни звука. Толкаю дверь одним пальцем, типа я её случайно задел. Она распахивается настежь.

За ней оказывается крохотная комнатка, почти чулан, с грязными стенами, бетонным полом и одной-единственной лампочкой, как-то немного даже жутковато свисающей с потолка. На дальней стене, под самым потолком, крошечное замалёванное окошко, в которое проникает свет с улицы. Но еле-еле.

Единственный предмет мебели в этой комнате – складной столик на длинных и тонких металлических ножках. На столике, скрестив ноги, сидит девочка с короткими тёмными волосами и очень ровной чёлкой, словно по лбу проведена прямая линия. На вид девочке лет семь.

– Ты пришёл! – говорит она. На ней пушистые розовые тапочки. На коленях у неё открытая книга.

– Экхм… нет. Я вообще-то мусор выбрасывал, – говорю я. – Слушай, извини. Мой папа решил пошутить. Думает, что это смешно. В общем, это он…

– Не волнуйся, – перебивает она, – этот дурацкий клуб – не моя затея.

– Не твоя?

– Нет. Я здесь сижу ради платы.

– Платы за что?

– За разведку.

– В каком смысле?

– Ой, ну ты знаешь, в каком. – Она захлопывает книгу и свешивает ноги со стола. Теперь я вижу, что на её пушистых розовых тапочках – маленькие ушки. И глазки. Возможно, это поросята. – Разведчики высматривают ловушки, западни, всякое такое.

– Сколько тебе лет? – спрашиваю я. – И какие такие ловушки?

– Лет мне больше, чем кажется. А какие ловушки – откуда мне знать. Я же тебе сказала, я этим занимаюсь ради денег. Пятьдесят центов за тридцать минут. То есть доллар в час. Думаешь, я бы стала это делать бесплатно? За доллар можно купить пакетик «СвиТартс» – «Цыплята, утята и кролики». Они сезонные, продаются только в апреле и мае. Вот за ними я сегодня и пойду. Мама поведёт меня в «Ореховый шок».

Я догадываюсь: она имеет в виду магазинчик Бенни, куда я всю жизнь изо дня в день захожу после школы за чем-нибудь вкусным. Там над входом и правда висит голубой выцветший навес с надписью «Ореховый шок», но никто этот магазин так не называет. Когда я был в подготовительном, а потом в первом классе, Бенни из-под прилавка выдвигал для меня пластмассовый ящик из-под молока, чтобы я залезал на него и лучше видел конфеты. Интересно, делает ли он то же самое для этой девочки? Он очень добрый, Бенни.

Она спрыгивает со стола и бесшумно приземляется на пол в своих пушистых тапках-поросятках.

– Но, может, я ещё передумаю и возьму яйцо «Кэдбери» – их тоже продают только весной.

– Но… а кто тебе платит? – спрашиваю я.

– Верней.

– Что верней?

– Не что, а кто. Это человек, ему двенадцать лет, и он стоит у тебя за спиной.

Я резко разворачиваюсь и оказываюсь нос к носу с мальчиком, который выводил собак.

– Я Верней, – говорит мальчик.

– Один доллар, пожалуйста, – говорит девочка и подставляет ладонь.

Верней достаёт из заднего кармана сложенную долларовую купюру и вручает ей.

– Погоди, – говорю я. – Ты сидела здесь целый час?

– Пятнадцать минут, – говорит она. – Плюс ещё сорок пять минут наблюдений за холлом в домофон.

– В домофон?

– Ну. Вы с твоим папой ходили в пиццерию. Это заняло у вас ровно сорок три минуты, если вдруг тебе интересно.

Не успеваю я спросить, что это всё значит и какого чёрта, как Верней выталкивает её за дверь.

– До свидания, Карамель, – говорит он ей вслед. – Скажешь маме, что я буду попозже.

– Погоди, – говорю я, когда он закрывает за ней дверь, – её зовут Карамель?

Верней смотрит на меня.

– Ну.

– А тебя зовут Верней?

– Ну.

Я улыбаюсь. У меня большое подозрение, что я только что познакомился с двумя людьми, которые вряд ли станут издеваться над моим именем.

Верней

– Кофе? – спрашивает Верней.