Условия сотрудничества, изначально выдвинутые Гордиевским, постепенно размылись, а потом и вовсе испарились. Русский уже понял, что разговоры с ним записываются. Он сам отступился от прежнего своего отказа называть чьи-либо имена — и сдал всех сотрудников КГБ, нелегалов и осведомителей. Наконец, он согласился принимать деньги. Гаскотт сообщил ему, что «время от времени» ему на счет в одном лондонском банке будут поступать некоторые суммы в фунтах стерлингов — и на случай непредвиденных обстоятельств, и в качестве ощутимой благодарности Британии за его услуги, и в подтверждение негласной договоренности о том, что когда-нибудь при желании он сможет перейти на сторону Великобритании. Гордиевский понимал, что, возможно, никогда не сможет воспользоваться своими шпионскими заработками, но оценил по достоинству этот жест и согласился принять деньги.
Сам Гордиевский был ценнее любых денег, и потому британцы нашли и другой, в высшей степени символичный способ продемонстрировать, что сознают это: в личном письме ему выразил благодарность сам глава МИ-6.
Морис Олдфилд, самый главный шпион Британии, подписывался буквой «К», причем зелеными чернилами. Первым такую привычку завел основатель МИ-6 Мэнсфилд Камминг, который подсмотрел этот способ в Королевском флоте, где капитаны кораблей почти всегда пишут зелеными чернилами. с тех пор это обыкновение сделалась традицией для всех руководителей МИ-6. Письмо со словами благодарности и поздравлениями от Олдфилда Гордиевскому Гаскотт отпечатал на машинке по-английски, на толстой кремовой почтовой бумаге, а глава секретной службы поставил свою подпись с зеленым росчерком. Затем Гаскотт перевел текст письма на русский и на следующей встрече с Гордиевским вручил ему и оригинал, и перевод. Когда Гордиевский прочел похвалы в свой адрес, лицо его разрумянилось. Перед расставанием Гаскотт снова забрал у Олега письмо: конечно, личное письмо с зеленой подписью от самого шефа британской разведки стало бы не просто опасным сувениром, а практически смертным приговором его адресату. «Таким способом мы заверили Олега в том, что очень ценим его, и придали делу официальный оборот. Между ним и шефом разведки была установлена личная связь, мы дали Олегу понять, что он имеет дело с самой организацией. Все это немного успокоило его, доказало зрелость наших отношений». На следующую встречу Гордиевский принес свой ответ Олдфилду. Переписка между Санбимом и «К» хранится в архивах МИ-6 как доказательство того, что порой успех шпионажа зависит от личных контактов.
Письмо Гордиевского излагало его кредо.
Я подчеркиваю, что мое решение не явилось результатом безответственности или шаткости моего характера. Ему предшествовали долгая душевная борьба и нравственные терзания. Еще более глубокая разочарованность в том, что совершалось в моей стране, и мой личный опыт укрепили во мне убеждение, что демократия и сопутствующая ей терпимость к человеку являются единственным путем развития для моей страны — европейской, несмотря ни на что. На Западе даже не представляют себе, до какой степени нынешний советской режим противен демократии. Человек, сознающий это, должен выказать твердость своих убеждений, должен сам что-то сделать, чтобы не дать рабству расползтись еще шире, захватывая территорию свободы.
Гунвор Хаавик договорилась о встрече со своим куратором из КГБ Александром Принципаловым на вечер 27 января 1977 года. Когда она пришла на условленное место, русский уже ждал ее на темной стороне улицы на окраине Осло. Ждали неподалеку и трое сотрудников норвежской службы безопасности. А потом выскочили из укрытия. После «ожесточенной борьбы» кагэбэшника наконец удалось скрутить. У него в кармане нашли 2000 крон, предназначавшиеся для Греты. Хаавик не оказывала сопротивления. Вначале она признавалась только в том, что у нее был роман с русским по фамилии Козлов, но в итоге сломилась: «Я вам все расскажу. Я шпионила на СССР в течение тридцати лет». Ей предъявили обвинение в шпионаже и измене родине. Через полгода, еще до суда, Хаавик внезапно умерла в тюрьме от сердечного приступа.