С тех пор, как из Лондона в рамках операции «Фут» было выслано больше ста кагэбэшников, Центр изо всех сил пытался восстановить там свою резидентуру. Чтобы восполнить дефицит кадров, просто не хватало надлежащим образом подготовленных и владеющих английским сотрудников. В 1930-е годы советские спецслужбы основательно просочились в различные слои британского истеблишмента и нанесли Британии колоссальный ущерб при помощи Филби и так называемой кембриджской пятерки, однако неспособность КГБ повторить тот давний фокус оставалась для него источником сильнейшей досады. В Британию внедряли всяческих нелегалов, а ряд сотрудников КГБ работал там под видом журналистов или торговых представителей, однако сохранялась острая нехватка таких шпионов, которые могли бы активно действовать под официальным дипломатическим прикрытием.
Осенью 1981 года в Москву из Британии возвратился заместитель начальника линии «ПР», по всей видимости, состоявший советником при советском посольстве в Лондоне. Первого кандидата на освободившееся место отклонил британский МИД, так как в МИ-6 этого человека подозревали (справедливо) в подпольной деятельности. На это лакомое место КГБ срочно требовалось назначить кого-то, кто имел бы опыт жизни за границей, причем в качестве дипломатического сотрудника, говорил бы по-английски и не рисковал бы сходу получить отказ от британцев.
Гордиевский принялся закидывать удочки, намекая на то, что именно он идеально отвечает всем критериям. Его кандидатуру поддержал Николай Грибин, недавно назначенный главой британо-скандинавского отдела, однако Титову непременно хотелось иметь в Лондоне своего ставленника, а Гордиевский пока что не продемонстрировал требуемой степени угодливости. Последовали активные маневры: Титов изо всех сил старался протащить на свободный пост своего кандидата, а Гордиевский между тем, как только мог, разыгрывал энтузиазм, подобострастие и ложную скромность, смешанные в правильных (как ему хотелось думать) пропорциях. Он агитировал потенциальных сторонников (но не слишком нагло), исподволь очернял соперников и искусно подольщался к Крокодилу в надежде, что рано или поздно тот оттает. Наконец, Титов смилостивился, но по-прежнему сомневался, что британцы выдадут визу. «Гордиевского хорошо знают на Западе, — сказал он. — Так что ему вполне могут отказать в визе. И все же попытаемся».
Гордиевский рассыпался в благодарностях. Но в душе он лелеял мысль о том, что скоро сможет отомстить Крокодилу всласть. Лейла — как жена кагэбэшника, вновь начавшего подниматься по карьерной лестнице, — тоже пребывала в «радостном возбуждении» при мысли об отъезде в Британию, которая представлялась ей почти сказочной, притягательной страной. Дочки стремительно росли: Мария была крепкой, энергичной и самостоятельной девочкой, а Анна уже начинала лопотать первые русские слова. Лейла мечтала о том, как будет водить своих хорошо одетых, говорящих по-английски девочек в лондонскую школу, как будет ходить за продуктами в просторные супермаркеты и изучать старинный город. Советская пропаганда рисовала Британию страной угнетенных рабочих и хищных капиталистов, но, пожив в Дании, Лейла неплохо познакомилась с реалиями западной жизни, и к тому же в 1978 году она побывала в Лондоне — в составе советской делегации на конференции ВОЗ. Как это часто бывает, когда супруги планируют совместные приключения, планы обустройства новой жизни за рубежом еще больше сблизили Гордиевских: они вместе радостно воображали широкие улицы, бесконечные концерты классической музыки, первоклассные рестораны и красивые парки. Они смогут гулять по городу, читать все, что захотят, заведут друзей среди британцев. Гордиевский рассказывал Лейле об англичанах, с которыми познакомился в Копенгагене: это были остроумные, эрудированные, отзывчивые люди с
И для мужа, и для жены командировка в Лондон означала исполнение заветной мечты. Однако мечты у них были разные.