Шпион и предатель. Самая громкая шпионская история времен холодной войны

Гордиевский ощутил мощный прилив страха и, чтобы ничем не выдать себя, сунул руку в карман брюк и очень больно ущипнул себя за бедро. За свою долгую шпионскую карьеру Хаавик встречалась с десятком разных кураторов из КГБ. Гордиевский никогда не имел ни малейшего отношения к ее делу и вообще не отвечал за Норвегию. Однако он нисколько не сомневался, что к аресту Хаавик напрямую привела именно та информация, которую он передал Гаскотту, и вот теперь стараниями престарелого британского шпиона, мгновенно чуявшего любой обман, облачко подозрения подплывало к нему на опасно близкое расстояние. Гордиевский ощутил прилив тошноты. Потом, вернувшись к своему столу и продолжая тщательно скрывать пережитое потрясение, он задался вопросом: а не передал ли он МИ-6 еще какие-либо сведения, которые могут в будущем рикошетом ударить по нему самому?

Стиг Берглинг однажды назвал жизнь тайного агента «серо-черно-белой и тусклой от тумана и бурого угольного дыма»[21]. Его собственная карьера — а он был шведским полицейским, разведчиком и советским кротом — была окрашена в зловеще-кричащие тона.

Вначале Берглинг просто работал в полиции, а потом его взяли в группу слежки шведской секретной службы, SAPO, которая вела наблюдение за деятельностью потенциальных советских агентов в Швеции. В 1971 году его назначили связным, ответственным за взаимодействие между SAPO и штабом обороны Швеции, и он получил доступ к совершенно секретным сведениям, в том числе к подробной информации о материальной базе шведской оборонительной системы. Через два года, работая наблюдателем от ООН в Ливане, он установил контакт с Александром Никифоровым, советским военным атташе в Бейруте и сотрудником ГРУ. 30 ноября 1973 года за 3,5 тысячи долларов он продал СССР первый пакет секретных документов.

Мотивов, по которым Берглинг шпионил, было два: деньги, которые он очень любил, и высокомерие начальства, вызывавшее в нем ровно противоположные чувства. В течение следующих четырех лет он передал Советам 14 700 документов, имевших отношение к шведским планам обороны, системам вооружения, защитным кодам и операциям контрразведки. с советскими кураторами он связывался при помощи симпатических чернил, микрофотоснимков и коротковолнового радиоприемника. Он даже расписался в ведомости, где значилось: «Денежное вознаграждение за информацию для советской разведывательной службы», тем самым сделавшись возможной мишенью для шантажа со стороны КГБ. Берглинг был изрядный тупица.

А затем Гордиевский сообщил британцам, что в шведской разведке сидит советский агент. Директор контрразведки МИ-6 вылетел в Стокгольм и проинформировал шведскую секретную службу о том, что среди ее сотрудников находится шпион.

К тому времени Берглинг был уже главой отдела расследований SAPO, офицером-резервистом в шведской армии и — втайне — полковником советской военной разведки.

Шведские следователи сомкнули кольцо. 12 марта 1979 года по требованию Швеции Шин-Бет, израильская секретная служба, арестовала Берглинга в аэропорту Тель-Авива и передала предателя его бывшим коллегам в SAPO. Спустя девять месяцев его судили за шпионаж и приговорили к пожизненному заключению. Получая деньги от советских кураторов, Берглинг заработал небольшое состояние. Ущерб, который он нанес национальной обороне Швеции, оценили приблизительно в 29 миллионов фунтов стерлингов.

Советских шпионов, на которых указывал Гордиевский, постепенно хватали — одного за другим. В итоге это укрепляло позиции Запада, но одновременно ослабляло позиции самого Гордиевского. с одной стороны, внутри Третьего отдела нарастала подозрительность, карьера Гордиевского шла под откос, а с другой стороны, он наконец-то был счастлив в браке и ждал рождения первенца. Теперь он вполне мог бы покончить с прошлым, оборвать все связи с МИ-6 в надежде на то, что КГБ никогда не докопается до правды, и затихнуть до конца жизни. Вместо этого он только разогнался. Он решил дать своей карьере новый толчок. Во что бы то ни стало ему нужно было получить новую командировку на Запад — быть может, даже в саму Британию.

Он взялся за английский.

КГБ выплачивал десятипроцентную надбавку к зарплате тем своим сотрудникам, кто оканчивал официальные курсы иностранных языков (засчитывалось максимум два языка). Гордиевский уже владел немецким, датским и шведским. И все же он решил прибавить к ним еще один. В сорок один год он оказался самым взрослым студентом на курсах английского языка при КГБ, рассчитанных на четыре года. Он одолел программу и окончил их за два года.

Если бы коллеги по КГБ проявили больше наблюдательности, то, возможно, задумались бы: а почему Гордиевский в такой спешке изучает новый язык без какого-либо финансового стимула и почему у него вдруг прорезался такой интерес к Соединенному Королевству?