Шпион и предатель. Самая громкая шпионская история времен холодной войны

Антон Лаврентьевич никогда не рассказывал своим родным о том, чем занимался в 1930-е годы, в пору массового голода и репрессий, когда служил в НКВД. Лишь спустя много лет после его смерти Олег узнал, что отец был женат еще до встречи с Ольгой и, быть может, у него были дети от того первого, утаенного брака. Олег, в свой черед, никогда не рассказывал отцу о том, чем именно он занимается в КГБ, не говоря уж о том, что начал тайком работать на Запад. Услышав о таком, старый сталинист наверняка пришел бы в неописуемый ужас. Ложь, всю жизнь пронизывавшая отношения отца с сыном, оказалась сильнее самой смерти. Гордиевский втайне ненавидел все, за что стоял его отец, ненавидел и слепое повиновение жестокой идеологии, и трусость, присущую Homo sovieticus. И все же он любил старика, даже уважал его упрямство — черту, которую унаследовал он сам. Любовь и обман, связывавшие отца и сына, были неразлучны.

Гордиевский женился повторно так же быстро, как и развелся. Лейла вернулась в Москву в январе 1979 года, и через несколько недель они зарегистрировали брак, а после краткой церемонии в ЗАГСе справили свадьбу за праздничным столом в квартире Лейлиных родителей. Ольга радовалась, видя, что сын счастлив. Елена ей никогда особенно не нравилась — невестка казалась ей кагэбэшной карьеристкой с недобрым взглядом. Молодожены поселились в новой квартире по адресу Ленинский проспект, 103, на восьмом этаже многоэтажного дома, принадлежавшего кооперативу КГБ. «У нас с Лейлой сложились теплые, близкие отношения, о которых я раньше только мечтал», — писал позднее Гордиевский. Обман, лежавший в основе этого брака, оказался погребен под толщей хозяйственных хлопот: новобрачные принялись покупать новую мебель, заказали книжные шкафы, стали развешивать по стенам картины, привезенные из Дании. Олег скучал по западной музыке и западным свободам. Лейла же вернулась к советской жизни без малейших жалоб или вопросов: «На Западе не знают: подлинное счастье заключается в том, чтобы простоять всю ночь в очереди и затем купить то, что хотел!» — заявила она, раздобыв дефицитную мебель.

Гордиевский засел писать историю Третьего отдела. Это была бессмысленная работа, позволявшая заглянуть в прошлое советского шпионажа, но не дававшая ни малейшего представления о текущих операциях. Лишь однажды Олегу довелось мельком заглянуть в папку, лежавшую на столе одного коллеги из норвежской секции, и он увидел кусочек заголовка: какое-то слово, заканчивавшееся на «-олт». Это была вторая половина фамилии Трехолт (первую заслонял лист другого документа). Это стало очередным указанием на то, что Арне Трехолт был активным агентом КГБ. Британцам было бы очень интересно узнать об этом, подумал Гордиевский, и все же не настолько, чтобы ради этого идти на риск и выходить на связь с ними.

Он не делал попыток связаться с МИ-6. Изгнанник в собственной стране, он носил свою тайную верность Британии в сердце — горделиво и молча. Во всем Советском Союзе нашелся бы, пожалуй, один-единственный человек, способный понять, что чувствовал тогда Гордиевский.

Ким Филби, хоть и неумолимо старел, был одинок и часто напивался в стельку, все же не утрачивал остроты интеллекта. Никто лучше Филби, который много лет вел двойную жизнь шпиона, не знал, как избегать обнаружения и как выявлять кротов. В КГБ он стал живой легендой. Гордиевский привез в Москву датскую книгу о деле Филби и попросил у британца автограф. Тот вернул книгу с надписью: «Моему дорогому другу Олегу. Не верьте ничему, что пишется в книгах! Ким Филби». Друзьями они не были, но их многое объединяло. В течение тридцати лет Филби тайно работал на КГБ, оставаясь в рядах МИ-6. Теперь он жил на покое, наполовину в отставке, но, как искушенный в предательстве шпион, периодически консультировал своих советских кураторов.

Вскоре после возвращения Гордиевского КГБ попросил Филби оценить дело Гунвор Хаавик и высказать мнение по поводу ее провала. Почему норвежскую шпионку, много лет успешно работавшую на СССР, внезапно арестовали? Филби несколько недель изучал переданные ему материалы, а затем, как бывало уже много раз за долгие годы его работы, пришел к верному умозаключению: «Разоблачение агента могло произойти только в результате утечки информации из КГБ».

Вскоре после этого Виктор Грушко собрал у себя в кабинете старших сотрудников отдела, в числе которых был и Гордиевский. «Судя по некоторым признакам, кто-то из служащих КГБ связался с нашим противником и передает ему секретные сведения, — заявил Грушко, прежде чем ознакомить коллег с выводами Филби, тщательно изучившего дело Хаавик. — Это тем более тревожно, что весь ход событий свидетельствует о том, что предатель может находиться в данный момент вот в этой самой комнате. То есть среди нас».