Шпион, которого я убила

– Это первая сцена спектакля – цыганка Кармен сбегает по лестнице вниз и смеется хорошо поставленным оперным распевным смехом. В прошлый выход под ней провалилась ступенька, вот она и предупреждает. Сейчас мы ступеньки приколотили, что называется, с запасом. Авось пронесет. Это самый опасный для обслуживающей группы момент в опере. Ну! Скрестим пальцы?

Когда Барычевой осталось преодолеть еще две верхние ступеньки, она задержалась на секунду, чтобы опять сплюнуть, и двое рабочих у стоек, поддерживающих башню, отпрыгнули, чтобы не попасть под ее плевок. Именно эти, оставшиеся без присмотра ноги башни и поплыли в сторону, как только прима ступила на верхнюю площадку. В полнейшей тишине, под последние аккорды увертюры, башня медленно кренилась набок. Барычева вцепилась в перила, разразилась громким матом и гневно топнула ногой. Не стоило ей этого делать, потому что под ее башмаком тут же провалилась доска. Все за сценой охнули и бросились к стойкам, пытаясь всей кучей поддержать падающую башню. Зависнув, та задержалась на мгновение, но потом медленно свалилась набок за кулисы. Дернувшийся было занавес замер. Увертюра началась снова. Появился бледный уже до синевы помощник режиссера по сцене. Он извлек орущую и брызгающую слюной певицу из кучи бросившихся для спасения примы рабочих сцены. Те трое, на которых Барычева упала, долго не поднимались, уже послышались предложения вызвать «Скорую», но прима пресекла их гневным матом, рассматривая ссадину на икре. Никто не посмел возразить, что врач может понадобиться бросившимся под нее рабочим. Очнувшийся от ужаса помреж быстро сплотил непострадавших монтировщиков, сам схватился за молоток, и они попытались соорудить хоть какое-нибудь возвышение, с которого можно будет сбежать на сцену по уже весьма пологим ступенькам.

Прима продолжала ругаться и ударила по лицу девушку, которая бросилась с аптечкой к ее ноге. Она грозилась всех уволить, вспомнила и про яйца монтировщиков. Тогда помреж гневно отложил молоток и бесстрастным голосом поинтересовался, будет ли она выступать или можно вызвать из раздевалки уже одетую на случай разных непредвиденностей молодую певицу.

– И тебя уволю! – шипела Барычева и кричала девушке, успевшей-таки смазать ранку йодом: – Дуй! Дуй, лахудра!

Но мат употреблять перестала и через минуту уже стояла на заметно опущенной площадке, а еще через тридцать секунд выбежала, возбужденно-радостная, на сцену, начав спектакль низким призывным смехом.

Никто не остался за сценой смотреть. Пошатываясь, ушли женщины-костюмерши. Покачивая головами, собрали свой инструмент и ушли монтировщики. Ева огляделась. Девушка, которая была с ними, исчезла.

– Где Надежда? – приставал ко всем помреж. – Где она?

– Да спряталась где-нибудь, – сказал пожилой рабочий. – Совсем ты девчонку затравил. И вот что, когда будешь нам премиальные вычеркивать, не забудь, что сегодня не моя смена. Я сегодня подменяю больного, я не выспался и не поел еще как следует. Так что сначала подумай. Все-таки сто восемь килограммов, знаешь ли… Послушайся моего совета, закажи металлический сборный каркас.

У пожилого рабочего Ева узнала, как пройти в костюмерные цеха. Надежда сидела на столе, болтала ногой и пила молоко.

– А что, свет здесь не включается?

– Включается, – ответила Надежда. – Есть щиток за дверью, его включают, когда инвентаризация или профилактическая обработка. Вы из санэпидемстанции?

– Нет, Наденька, я из Службы безопасности.

– Ну-ну, – покачала головой совершенно не удивившаяся Надежда. – Будете проводить досмотр с пристрастием?

– Как это? – не поняла Ева.

– Если дадите перчатку, наклонитесь и спустите джинсы, я могу показать, – схамила Надежда.

– Включи свет, – вздохнула Ева.

– Не могу. Зажжется шестьдесят пять ламп дневного света. В мастерской защелкает счетчик, мастер прибежит разбираться, потому что с прошлого года театр платит за свет сам, а он ответственный за электроэнергию в мастерских и костюмерных.

Ева подошла к столу и присела рядом с Надеждой. Та тут же предложила недопитый пакет молока. Ева отказалась, достала шоколадку, они разломили ее в две руки. Получилось поровну.

– Это ты нашла в туалете труп?

– Я просто зашла в мужской туалет. Увидела на унитазе мертвого мужика. Убежала со страха. Это все.

– А как же ботинки в мусорнике?

– А, это… Ваши люди сегодня нашли ботинки вон в том бачке. Сразу же повели меня на обыск, но сегодня не к помрежу, а в раздевалку. Обыскали, как полагается. Уже третий… или четвертый раз за последнюю неделю. Ничего не нашли, извиняться не стали, но и тетеньки в перчатках тоже не было, спасибо большое.

– А собака здесь была?

– Была. Собака обнюхала весь театр. Бедная, – вздохнула Надежда. – Лаяла на сцене минут пять, не понравилась ей наша старая сцена. Еще ваши люди с зеленой лампой осматривали пол во всех помещениях.

– У меня в отчете указано, что в одном месте собака стала чихать. Не знаешь, где это место?

– Не знаю, – тут же соврала Надежда.

– Тогда включай свет, – кивнула Ева. – Я сама найду.

– Ну-ну!