Шпион по найму

— Полиция безопасности обратилась с устным запросом относительно твоей личности в российское консульство. Просят просветить, что делает в этой стране писатель, произведений которого не могут найти в каталогах. Мы заявили, что не имеем с тобой связи. И тогда они ответили, что знают где ты… Администраторша «Каякаса» оповестила полицию безопасности о том, что ты увез некоего немца из гостиницы. А что по направлению в Синди полиции сообщил водитель такси, которого ты нанимал. Таким образом, тебя и немца добровольцы вели от «Каякаса» до притона, где вы засели вдвоем. Или компания разрослась? Полиция безопасности намекает, что человека твоего обличья видели с мешком возле музея во время инцидента. Эстонцам известно, что ты близок с Ге-Пе, как ты называешь Толстого Рэя, а также известно о твоем посещении базы подводного туризма в поселке Лохусалу и ещё ряда мест… У меня такое впечатление, что они подозревают тебя в принадлежности к группе Чико Тургенева. Якобы ты у него вроде эксперта по планированию.

Пока он говорил, я машинально открыл том на странице с закладкой, оставленной Йоозеппом. «Беотия, — прочитал я, — союз греческих городов…»

— Я и был таким экспертом, — сказал я Шлайну.

— Тогда считай приказом то, что сейчас услышишь. Убирайся из Таллинна. Первым же самолетом в любом направлении. С тобой рассчитались? Тогда чего ты выжидаешь?

— Встречи с тобой. Завтра… то есть сегодня в час тридцать пополудни в буфете лохусальского пансионата, — сказал я и повесил трубку.

В кухне удалившийся туда из деликатности Йоозепп, морща длинный нос, опрыскивал дезодорантом мусорное ведро с остатками нашего ужина. Действительно, немного припахивало.

— Обошлось? — спросил Йоозепп.

Кивнув, я взял ведро, в прихожей сунул голые ноги в огромные меховые сапоги Дитера, набросил его мягкое дорогое пальто и вышел на улицу. Морозец прохватывал не меньше, чем две ночи назад на переходе по Пярнускому шоссе после достославной победы. Луна шла на ущерб. Под ногами похрустывали льдинки. Я вывалил из ведра пластиковый пакет с мусором в контейнер под навесом у кирпичной ограды в сорока метрах от дома. Вентиляционный проем между крышей и стеной давал прекрасный обзор, словно щель долговременной огневой точки.

Как я и предполагал, они были на месте.

— У вас есть хорошая веревка? — спросил я Йоозеппа, ожидавшего возвращения мусорного ведра, прежде чем удалиться в спальню. — Мне бы нужно связать кипу купленных книг. В чемодане не помещаются…

— Бельевая сойдет?

Он нагнулся к дверце кухонного прилавка, порылся, погромыхал какими-то кастрюлями и, отдав мне клубок бечевки, принялся восстанавливать нарушенный порядок на полках.

Я включил радио. Передавали Грига.

Я свил накидную петлю и, когда Йоозепп разогнулся, надел ему удавку через голову на шею, не позволив вскинуть руки. А потом затянул.

— Не обижайтесь, — сказал я. — Ничего худого не случится. Если не будете орать или дергаться. До восьми утра вы простоите на табурете, сил хватит, в позе самоубийцы. А в восемь войдет констебль и освободит вас от петли… Я оставлю дверь открытой, конечно.

— Лучше потушить свет, — сказал Дитер от дверей кухни. — На шторах может обозначиться его тень. Много их там?

— Не знаю. Я видел миниавтобус, прилепившийся проводом к телефонной линии… Слушают наши разговоры здесь, в доме, через жучок или просто наблюдают за домом, трудно понять… Мой оператор только что позвонил. Кажется, я наследил в городе вчера и до этого. Так что, придется покидать обжитую позицию и делать это тихо…

Я влез на табурет и перекинул свободный конец веревки через крюк для люстры, испробовав его на прочность. Потом заменил себя на табурете Йоозеппом, подтянул веревку и специальным узлом обмотал её конец вокруг его лодыжек. В такой позиции нет нужды связывать руки. Стоит потянуться хотя бы одной к ногам или вверх, как тут же вешаешь сам себя. Этот прием я перенял у испанцев в Марокко. Поза, узлы, да и вся конструкция называются «Воля к жизни». Прием совершенно не работал на арабах. Они немедленно душили себя…

— Йоозепп, — сказал я торжественно. — Вы ничего плохого мне не сделали. Вы законопослушный обыватель, обоснованно доносивший на меня полиции. Это можно приветствовать. К выплаченному ранее я прибавляю пятьсот крон за моральный ущерб. Вот… кладу на стол. Их вид будет вдохновлять вас и крепить волю к жизни — по крайней мере, до восьми часов. И очень прошу: не шевелитесь. Вы ведь не хотите, чтобы из-за вашей горячности я стал невольным убийцей? Орать тоже не нужно. Вам едва-едва хватит сил, чтобы продержаться эти четыре часа на ногах… Мой вам совет: не стесняйтесь, мочитесь под себя, когда приспичит. Напряжение физиологического характера не менее чревато бедой. Ну вот, кажется, все…

Странно, как часто я меняю мнение о Шлайне, думал я, собирая вещи. Несколько часов назад мысленно клеймил его как предателя, а он исхитрился предупредить об опасности. Впрочем, как и в случае предательства, случись оно, ничего необычного в этом я не видел — оператор обязан подстраховывать агента, это его работа.