Шпион под подозрением. Спасские ворота

«Ну вот, снова-здорово», — подумал Маркус.

— Самое важное — женщина. Мы хотим быть в курсе всего, что ей удастся раздобыть. Если она откажется сотрудничать с нами, можете ее слегка поприжать — я не имею в виду под простыней. Наш друг отчетливо дал вам это понять в Хельсинки. Мы хотим знать, как ладят между собой аппаратчики, какие фракции складываются в Кремле, кто в какую сторону тянет, кто выдвигается в лидеры и так далее. На сегодня нет ничего важнее этой информации. Правительства Запада горят желанием сократить военные расходы. Значит, мы должны отдавать себе отчет в том, что нас ждет впереди. Ясно? Вытяни из нее все, что можно, и уноси подобру-поздорову ноги. Ее безопасность — дело десятое. Понял?

Это был риторический вопрос. Ответа от него не ждали.

— Ну славно, — продолжал мужчина, обращаясь к жене. — Мы пошли. Похлопай меня по плечу, поблагодари за сигарету и проводи взглядом. А потом хоть затрахайся. О’кей?

Они поднялись, женщина пригладила платье в полосочку, намокшее от пота сзади, неуклюже повернулась, бойко помахала Маркусу, и они удалились. Британец держал ее, слегка пошатывающуюся на высоких каблуках, за руку.

Эта пара не соответствовала представлению Маркуса о связных. Они бросали опасливые взгляды по сторонам; неожиданно заговаривали — чересчур поспешно и громко; и горячие, влажные их ладони оставляли сзади на брюках темный след… Маркусу казалось, что он стал участником какой-то дешевой, третьеразрядной постановки. Странно. А впрочем, может, так оно и есть?

«Берлин» всегда был его излюбленным рестораном. Хотя здесь царила такая же недружелюбная атмосфера, как и в других заведениях подобного рода в Советском Союзе, по крайней мере в убранстве интерьера была своя прелесть. Это и высоченные потолки, и фонтан, множество позолоты и роскошная люстра. К тому же, ресторан небольшой, и, может поэтому, обслуживали здесь быстрее и лучше.

— Я заказывал столик, — сообщил в дверях Маркус.

Но швейцар как не слышал. Впрочем, какой-то список все же появился у него в руках, и он, все так же загораживая вход, в сумраке начал сверять фамилии.

Бормоча что-то себе под нос, швейцар наконец отступил в сторону, позволив Маркусу протиснуться внутрь. Ансамбль играл ритмично и шумно, вполсилы работала цветомузыка.

Анастасия сидела за столиком в середине зала — вот уж чего он никак не ждал. Он-то думал, что она опоздает или не придет вовсе, а если придет, то буквально на пару минут. Но, судя по блюдам на столе, она даже сделала заказ.

— Закуски, — гордо произнесла она, — холодное мясо, овощи, картофельный салат и двести граммов водки.

Маркус засмеялся и расслабился.

— Откуда ты знаешь, что я проголодался?

— А я и не знаю. Почти все это — мне. — Она коснулась его руки. — И потом ты всегда голодный.

Они словно бы заключили молчаливое соглашение не говорить в ресторане о делах. Еще успеется. В России у каждого чувства обострены до предела, а вопрос, который так хочется задать, щекотливый, вот и тычешься вслепую, отыскивая правильный подход.

— Ты снова работаешь?

Она вкусно ела огурец.

— Я не прерывала работу. — Анастасия положила себе в тарелку заливное из осетра.

— А говорила, что у тебя мигрень.

— Я брала работу на дом. Послушай, Маркус, хватит меня допрашивать! Как какой-нибудь аппаратчик!

— Прости. Я беспокоился о тебе.

— Беспокоился? Зачем? Мне это неприятно.

— Неприятно? Почему? — Он почувствовал, как к горлу подкатил ком. Неужто он так сильно задет?

— Ну, Маркус, не надо ничего такого, ладно? Прислушайся к тому, что я говорю. Это всего лишь обед, ничего больше. Не вкладывай в нашу встречу никакого дополнительного смысла, хорошо? — Анастасия налила себе водки. — Плохой из тебя хозяин, Маркус, и совсем ничего не ешь. — Она ткнула вилкой в салями. — Колбаса хорошая. Правда, пожалуй, чуть более жирная, чем хотелось бы. Но какую еще у нас найдешь?

Анастасия была весела, много ела и поминутно вертелась, заговаривая с незнакомыми людьми за соседними столиками, как будто не могла усидеть на одном месте.

Привлеченный ее выходками, к столику подкатил коренастый темноволосый тип и пригласил потанцевать.

— С удовольствием. — Она позволила типу поцеловать руку. — Маркус, а ты пока закажи, пожалуйста, кофе.

Анастасия откровенно играла на его нервах. Но Маркус чувствовал, что ей плохо и что развязность ее показная. Ей хотелось не столько внимания, сколько рассеяния, хотелось забыться и ни о чем не думать. Даже когда она кружилась в танце, порывистость, резкость движений выдавали ее с головой; казалось, с каждым вращением она преодолевала невидимую преграду.