Она пока не знала, что собирается предпринять. Ее задумка еще не успела оформиться окончательно. Последнее время Виталия обычно сажали на дальнем, северном конце аэродрома. Его самолет быстро заправляли; как правило, там же, на месте, уточнялись различные технические детали. Редко-редко ему удавалось зайти в столовую поесть или выпить чашку кофе. Она иногда видела, как, выйдя из кабины самолета, он разминает ноги или пьет чай из термоса. Странно: каждый день летать из одного пункта в другой без всякой видимой причины! Из России в Россию и обратно.
Беляева сходила к себе в комнату и достала из шкафа меховую куртку. По привычке глянула на себя в зеркало, поправила прическу и, удивленная, замерла.
Сколько времени он стоял в дверном проеме? Командир базы смотрел на нее с особенным интересом. Взгляд полковника медленно скользнул с ее лица вниз.
— Собираетесь на прогулку? — спросил он, натянуто улыбаясь.
Беляева проскочила мимо него в коридор. Раньше она, быть может, и позволила бы ему остаться: хорошее отношение начальства и увольнительные не помешают. «Но когда-то надо и остановиться», — подумала она.
В России за чужое расположение всегда приходится чем-то платить. В итоге для себя ничего не остается.
37
Анастасия действовала автоматически, не размышляя. Бывают ситуации, когда не задаешься вопросами, не терзаешься колебаниями. Если выход один, то не к чему рассуждать.
Она уверенно повела спутников к голубому поезду метро, идущему на запад. В лязгающем полупустом вагоне проехали станции «Киевская», «Фили» и «Пионерская». Анастасия повторяла про себя их названия и считала минуты до конечной. Дальше пешком, хорошо знакомой дорогой: в этом районе когда-то, перед очередным замужеством и отъездом в Ленинград, жила ее мать. Анастасия припомнила их дальние прогулки и долгие разговоры. Вот так вот, ты торопишься, ты бежишь, а мысли бродят бесцельно, цепляются за прошлое.
Все трое молчали. Маркус и фотограф полностью полагались на нее, верили, что она ведет их в безопасное место. Это был ее город, и выбор пути оставался за ней.
Они вышли на «Кунцевской», миновали крестьян, продающих прямо на улице свой товар: редиску, картофель, букеты увядших цветов. Женщины-торговки тупо смотрели перед собой, замкнутые, отрешенные. «Интересно, о чем они думают? — спросила себя Анастасия. — В каком возрасте приходит конец душевной гармонии человека?»
Вблизи серого дома опять проснулись страх и смутное предчувствие беды — мозг посылал сигнал, которым не следовало пренебрегать. Они едва поместились в кабине лифта, прижимаясь друг к другу, понимая, что дороги назад уже нет. С каждого этажа доносились какие-то звуки: детский плач, стук молотка, обрывки радиопередач, что-то похожее на барабанную дробь. В районах новостроек никогда не бывает тихо.
Лифт остановился на последнем этаже. На площадке Анастасия оглянулась по сторонам, вспоминая номер квартиры.
— Подождите здесь!
Она быстро подошла к одной из дверей и постучала. Ответили почти сразу; голос женский, ни молодой, ни старый:
— Кто там?
— Я.
— Боже мой!
Дверь отворилась, на пороге возникла бесцветная, понурая личность, весь вид которой говорил, что худшие ее опасения сбылись.
— Извините, — сказала Анастасия, взяв женщину за руку.
— За что же извиняться?
— За это… — Она указала на Маркуса и молодого фотографа. — Другого выхода у нас просто нет. Мы вынуждены прибегнуть к вашей помощи.
— Вы и прошлый раз так говорили.
Облаченная в нейлоновый халат Нина Алексеевна расправила плечи и тяжело вздохнула, не сходя с порога.
— Ну раз уж вы хотите сделать из меня шпионку или террористку, или Бог знает кого еще, то лучше входите поскорей… И как это вы вспомнили мой адрес?..
Спустя полчаса она по-прежнему сокрушалась.
— Да как же я могу их приютить? Об этом непременно узнают! — Нина Алексеевна закатила глаза. — Старик-лифтер ко мне неравнодушен. Глаз не сводит, подмечает каждую мелочь. Да и вообще, сами знаете, как в таких домах: всем до всего есть дело — ничего не скроешь! Соседи подумают, что я женщина легкого поведения и веду аморальный образ жизни. Двое мужчин у меня в квартире! Да и одного много! — Она перевела дыхание. — И где они будут спать?
Анастасия протянула ей чашку чая.
— Я ведь только хочу как лучше.
— Лучше! — фыркнула Нина. — Лучше не впутывать меня в ваши делишки! Желаете, чтобы вас расстреляли за измену родине, — ваше дело. Но я-то тут при чем? Мне всего год остался до пенсии. И за границу съездить хочется. Сейчас ведь появилась такая возможность…
Она быстро выпила чай, и на глазах у нее вдруг показались слезы. Нина Алексеевна достала носовой платок, шумно высморкалась и отвернулась. Трое сидящих на кухне гостей неловко молчали. Пауза затягивалась. Наконец фотограф встал и убрал со стола чашки.
— Меня зовут Иван, — мягко сказал он.
— Вас так по правде зовут?
— Вы назовете, другой назовет, вот и будет по правде.
Нина улыбнулась и снова высморкалась.
— А вы… — Она посмотрела на Маркуса. — Как мне вас называть?
Он покачал головой.
— Никак. — Потом, подумав, добавил: — И вообще, меня здесь не было.