Шпион под подозрением. Спасские ворота

В четыре часа утра, сидя при неоновом свете, они услышали по Московскому радио сводку новостей, с апломбом прочитанную металлическим дикторским голосом… Словно только затем и прилетели в Заполярье.

Маркус глядел на Рассерта. «Как это я догадался, что ты здесь? — думал он. — Наверное, все дороги ведут к предателю, и, выходит, ты и есть предатель. Несмотря на крепкое рукопожатие и сухую ладонь — традиционные признаки честного и принципиального человека».

Опустив автоматы и, казалось, наполняя собой всю комнату, вдоль стен стояли солдаты в полевой мешковатой форме. Лица их были покрыты черной камуфляжной краской. Молчаливые неразмышляющие роботы, готовые выполнить любой приказ.

«В конечном счете все решает человек с ружьем, — думал Маркус. — Можно сколько угодно разрабатывать в тиши кабинетов планы и согласовывать их в самой дружеской обстановке, но на пути их осуществления рано или поздно встречаешь черного человека с оружием в руках. И все».

В глубине комнаты на невысоком помосте с неловким видом стоял казавшийся тут лишним Рассерт, поодаль от него — майор, командир спецчасти, а между ними восседал за столом генеральный секретарь.

Как и все присутствующие, он слушал по радио обличительные заявления о его, признанной им же самим, неспособности управлять страной, о приносимых им извинениях за ошибки (которых он не совершал); слушал произносимые с проникновенной искренностью, свойственной отъявленным лжецам, клятвенные заверения в продолжении политики реформ (которых никто никогда не продолжит).

Генеральный секретарь встал, выключил радио, снял пальто, снова сел и облокотился о стол с таким видом, как будто собирался открыть заседание Политбюро.

Последовала некоторая суета, поначалу сбившая Маркуса с толку. Он увидел, как Рассерт, показывая на часы, что-то шепчет генсеку, а тот морщится и отмахивается от него.

— Но нам уже пора вылетать! — сказал Рассерт громче, чем собирался. Его слова услышали все.

«Он ничего не понял, — отметил про себя Маркус. — Теперь уже ясно: генсек ведет свою собственную игру. Все мы — фигуры на шахматной доске, но партию разыгрывает он. Нет, этот человек не намерен покидать свою страну».

Тем временем, пригладив волосы на висках, генеральный секретарь начал свое выступление.

Что это, Маркус? Речь профсоюзного лидера на рабочем собрании? Все те же набившие оскомину клише об обостряющихся проблемах и углубляющемся внутриполитическом кризисе! Выходит, они просто не в состоянии перемениться, не в состоянии отказаться от старых приемов. Ну почему бы не сказать прямо: «Да, я вас всех надул, всех поимел, но меня к этому вынудили»?

А Генсек продолжал разглагольствовать об обновлении экономики. Маркус даже ущипнул себя: неужто это не сон и они действительно находятся глубокой ночью на советской базе, расположенной рядом с Северным полюсом?

Виталий тоже понял, что происходит. Генсек говорил, говорил, а в нем закипала ярость, глаза зажглись лихорадочным блеском — он был готов перейти черту, за которой обратной дороги нет…

Все последующее разделилось в сознании Маркуса как бы на две разные сцены. Эпизоды первой разворачивались до странности замедленно: Виталий поднимается со своего места во втором ряду, бежит к генеральному секретарю и хватает его за горло; майор вытягивает руку с пистолетом и целится Виталию чуть ниже уха…

Дальнейшие события произошли с такой ошеломляющей быстротой, что Маркус сначала не поверил своим глазам.

Женщина в военной форме распахнула дверь в глубине комнаты, подняла пистолет — и во лбу майора появилась круглая дырочка. Солдаты вскинули «Калашниковы», но отдать приказ открыть огонь было некому. Первым опомнился генсек — в наступившей тишине он поднялся со своего стула, возле которого лежал мертвый майор, и властным голосом скомандовал: «Отставить!»

К опустившемуся на колени Виталию устремилась женщина, которая только что спасла ему жизнь. Он судорожно всхлипывал. До Маркуса донеслись его слова о дяде, о цене человеческой жизни, о предательстве и обмане.

Рассерт стоял как потерянный, закрыв лицо руками. Маркус вдруг поймал на себе взгляд генерального секретаря, и некоторое время они молча смотрели друг на друга. Только когда генсек направился к выходу, Маркус, будто очнувшись, схватил его за руку.

— Вы понимаете, что Запад никогда бы не согласился вас принять?

Генеральный секретарь всем телом развернулся и уставился на него.

— Не тот у вас нрав, вы бы ко двору не пришлись, — горячо сыпал Маркус. — Здесь вы родились, здесь вам и умирать!..

Наконец генсек ушел, и чья-то ладонь погладила Маркуса по щеке. Анастасия.

— Маркус, я лечу с ним.

Он притянул ее к себе.

— Я должна, пусть не по мне то, как он поступил. Мы для него пешки: и Рассерт, и дядя Виталия. Он нас просто использовал. Обманул. Внушил всем, что собирается удрать. И заставил своих врагов сбросить маски. Теперь он вернется в Москву триумфатором и введет преданные ему дивизии.

Анастасия вздохнула.