Шпион под подозрением. Спасские ворота

— Теперь… — Фокс вздохнул. — Теперь дело зашло уж слишком далеко. Но вы ведь и сами знаете, правда?

«Сотрудник» смотрел в сторону.

— Да, да, знаете! Если генсек найдет убежище в Америке, в Советском Союзе начнется гражданская война. Откроется охотничий сезон для любой политической фракции, любой воинской части, бригады рабочих… Сейчас самое опасное время. Первый раз за семьдесят лет они почувствовали вкус свободы и демократии, а это сильный наркотик. Они к нему не привыкли. Превышение дозы их убьет. В такой стране не может быть вакуума власти: там накопились слишком большие разрушительные силы. Их вожди не могут так просто отойти от дел. Либо они умирают в своем кресле, либо им всаживают нож в спину — другого не дано. Никакой игры воображения, никаких случайностей. Все делается быстро и беспощадно. В России иначе не умеют. — Он перевел дыхание. — Более того. Как вам известно, мы тоже не в состоянии управлять процессом. Ну, конечно, ковбои из Белого дома думают, что они всевластны и писают кипятком от радости. И ваши деятели тоже. Но в политике подарков не делают. Никогда.

— Куда вы клоните?

Американец вплотную придвинулся к «Сотруднику». Их лица почти соприкасались.

— Даже если он вырвется из России, на Запад ему дороги нет.

— То есть, вы от правите его назад?

— Вот именно.

— А если он не согласится?

— Отошлем в упакованном виде.

С этими словами Фокс повернулся и пошел назад, к корпусу для гостей.

45

По мере того как они приближались к Новой Земле, Рассертом все сильнее овладевало отчаяние. Он вытер пот со лба. Рядом с ним, отделенный только проходом, сидел генеральный секретарь. Глаза его были закрыты, но он не спал.

Рассерт несколько раз пытался заговорить с ним, но наткнулся на стену: только легкий кивок в момент их встречи свидетельствовал о том, что его узнали. В остальном — демонстративная холодность и отчужденность. Как будто генсек выставил миру неудовлетворительную оценку и не желал больше признавать ни врагов, ни друзей.

Рассерт потер глаза. Лицо сидящего радом человека было так хорошо знакомо! Тысячу раз, неизменно радуясь про себя, он видел его по телевизору. Его улыбка озаряла обложки журналов всего мира. Наконец-то нашелся русский, умеющий думать и смеяться! Медведь сбросил шкуру — и оказался человеком. Да, конечно, в нем было много силы и жесткости, но его обаяние сглаживало острые углы. Редкое обаяние.

Рассерт вспомнил, как много лет назад в Москве они оба ухаживали за одной девушкой. Светловолосая, стройная, с обворожительной улыбкой… «Казалось, все шансы были на моей стороне, — думал Рассерт. — Я и выглядел лучше, и к тому же был иностранцем. Девушки из студенческого общежития смотрели на нас как на ходячие паспорта. Счастье-то какое — выйти замуж за американца, попасть в Нью-Йорк и, ничего не делая, получать все блага жизни!.. Но с ним я тягаться не мог. Стоило этому толстому неуклюжему парню улыбнуться своей особой улыбкой… Вот и та блондинка: только чмокнула меня в щеку и сказала, что я классом не вышел. Чистая правда… Вот он сидит с опущенной головой. Человек, которого я везу в изгнание. Старый друг. И при этом такой чужой и непонятный».

Рассерт встал, чтобы размять затекшие ноги. Они летели в плотной серой облачности со скоростью не менее семисот километров в час. Такерман уже должен был получить письмо, и в Вашингтоне, должно быть, стоят на ушах. Им и в фантастическом сне не могло присниться такое.

Он снова сел, стараясь подбодрить себя мыслью о том, что расстояние неуклонно сокращается. «Лететь в этом самолете — вот и все, что я сейчас могу. Чуточку терпения. Остается только сделать промежуточную посадку на Новой Земле, дозаправиться, узнать последние новости, а потом доставить на Запад эту бомбу. До того как об этом пронюхают. До того как наступит рассвет, и новый день ошарашит весь мир».

46

Беляева догадалась. Догадалась, как только узнала о летящем на их базу Яке. Да, другой тип самолета, другое время, более высокая, чем обычно, скорость. Но всему этому могло быть только одно объяснение.

Через час после начала дежурства, сказав, что ей нужно в туалет, она вышла из командного пункта и отправилась в свою комнату за пистолетом. «Зачем я это делаю?» — вопрошала она себя.

Вернувшись на пост, она предоставила другому диспетчеру вести самолет на посадку и усилила громкость динамика, по голосу Виталия пытаясь определить, в каком положении дела. Несмотря на предсказанный метеослужбой ураган, его прорывавшийся сквозь помехи голос звучал спокойно. Лихой парень!

В сопровождении майора появился командир базы, непричесанный, на ходу заправляющий рубашку в брюки. Его подняли с постели.

— Так, так, хорошо! — приговаривал полковник, изображая все понимающего начальника, хотя не понимал ровным счетом ничего.