Гости давно разошлись с пьяной обидой на внезапно исчезнувшего хозяина. Елену и двух ее племянниц, измученных и заплаканных, отвели в столовую, где они сели на стилизованные под старину позолоченные стулья и понуро сгорбились в ожидании грядущих бедствий.
Обязанности хозяина взял на себя беспрерывно семенивший туда-сюда и заметно утративший невозмутимость Криченков. По его приказу дверь в прихожую взломали и обнаружили Эдуарда. Он лежал на полу в отключке и бормотал что-то невразумительное. Рядом валялась пустая бутылка водки.
Опять-таки по приказу Криченкова Эдуарда сфотографировали, собирая доказательства нравственной деградации первого семейства Советского Союза после бегства в неизвестном направлении его главы. Сфотографировали и сидевших с раздвинутыми ногами на позолоченных стульях Елену и обеих девушек, подавленный вид которых должен был наглядно продемонстрировать, что их сладкой жизни (которой они никогда не знали) пришел конец.
Елена поняла смысл происходящего. Заметила она, и как равнодушно восприняли гости исчезновение ее сына. Они спешили изгнать самую память о нем, словно изгоняли беса. Быстро же они вернулись к старой практике! Скоро опять воцарится повсеместная официальная ложь, которая с течением времени наденет личину правды.
Елена вступила в партию в тридцатые годы. Тогда это мало что значило, но вы чувствовали себя участником чего-то важного. Тоже своего рода религия: сидишь себе на партсобрании, будто в церкви, повторяешь чужие слова, киваешь и почтительно взираешь на портрет лысого мужчины с козлиной бородкой. Ну что в этом плохого? Понимание пришло лишь много лет спустя…
Хлопнула дверь, и снова появился Криченков, скрипя ботинками по отполированному до блеска паркету. Держась по-начальственному, он отрывисто сообщил, что семье генерального секретаря пора возвращаться домой — билеты на поезд для них уже куплены. Хорошо знакомые интонации и методы!
Она была уверена, что в эту самую минуту новый автор учит наизусть свой текст для следующего акта драмы и готовился занять еще неостывшее кресло. К утру руководство Гостелерадио уже будет проинструктировано, как представить отъезд генерального секретаря. Они не допустят, чтобы первыми об этой новости сообщили американцы.
О себе она не беспокоилась. Главное — Эдуард и девочки, которые отныне будут считаться родственниками предателя. Таковы русские. Любовь или ненависть, белое или черное… ничего посредине. Уж они позаботятся, чтобы его семья как следует помучилась.
Северная Норвегия. Военно-воздушная база НАТО. Ряд всепогодных истребителей-перехватчиков, и небо, прозрачнее и обширнее которого он еще не видел. «Что мне известно об этом месте? — подумал «Сотрудник». — Впрочем, а что я, собственно, хотел бы узнать?»
Он смотрел, как Фокс отмечается в регистрационной книге для гостей. Н-да, с таким же успехом они могли бы прилететь и на Барбадос. Проку все равно не будет. Конечно, вроде было как-то легче от того, что они тут ближе к России, но это чувство скоро пройдет.
Сразу по прилете Фокс протянул ему шифрограмму. От обычных шуток и обмена впечатлениями о проделанном путешествии они воздержались.
— Лучше бы вы мне ее не показывали, — сказал «Сотрудник».
Фокс слабо улыбнулся.
— Да, не сохранил в секрете. Не удержался, знаете ли.
— Кто еще в курсе, кроме ваших посольских?
— Двое, — улыбка Фокса исчезла. — Мне нужно было проверить, — продолжал он, — какова будет реакция того, кто вырос не в Соединенных Штатах, не был на американской правительственной службе и ничего не знает о роли сверхдержавы. По этим параметрам вы вполне подходите.
Они смерили друг друга недобрым взглядом.
— Но вы еще хотели проверить, верна ли ваша интуиция… — начал «Сотрудник» и после короткой паузы спросил: — Кстати, что вам подсказывает интуиция?
— Что меня тянет блевать.
— Неужели впервые? — холодно осведомился «Сотрудник», подняв брови.
— Нет, конечно. Не забудьте: я работаю на правительство… — Фокс оглянулся. — А не выйти ли нам на свежий воздух?
Снаружи, в темноте, с трудом можно было различить только озеро и широкое шоссе. Но они не всматривались в ландшафт.
— Я верил в рейгановскую доктрину, — сказал Фокс, глядя себе под ноги. — Меньше государственного вмешательства во внутренние дела, больше внимания внешней политике. Точно определить, кто наши враги и научить их считаться с нами. Гренада, Ливия… Конечно, никаких бредовых планов всерьез потеснить коммунизм. Но надо же просигнализировать той стороне, чтобы они не зарывались, показать, что мы готовы нажать на кнопку, хотя и не на самую главную. В случае чего мы подняли бы в воздух наши самолеты и заставили сделать соответствующие выводы. — Он покосился на «Сотрудника», словно ждал возражений. — И это подействовало — до известного предела. Мы добились заключения договора о контроле над вооружениями. Черт возьми, нам даже удалось провести встречи на высшем уровне! Мир смог перевести дух, поверить, что войны не будет. — Он пожал плечами. — Это кое-что!
— А теперь?