Страниц в папках не хватало — следственная комиссия поработала на славу. Сразу же после разоблачения Долинга из Лондона под маркой инспекции Министерства иностранных дел нагрянула бригада из трех следователей, которые скрупулезно, строка за строкой, прочесали всю разведывательную документацию. Днем они проверяли допуски сотрудников посольства, шныряли по их квартирам, беседовали с женами, а по ночам рвали страницы из папок с грифом «совершенно секретно», расправляясь с документами с тем ожесточением и беспощадностью, которые обычно сопутствуют крупным провалам. Всю переписку Долинга, его заметки, записные книжки, телефонные номера, любой клочок бумаги, имевший касательство к предателю, рассматривали чуть ли не под микроскопом.
Некоторые из документов отослали в Англию с дипломатической почтой. Но времена в Лондоне наступили скверные — никто никому не доверял. К тому же по новым правилам полагалось всячески избегать централизации разведывательных данных. Хранить информацию следовало на местах, где она добывалась, и передавать в центр по мере надобности. Штаты курьеров и сортировщиков диппочты сокращались. По новой логике московские разведданные надежнее было хранить в Москве.
По вырванным страницам Паркер мог проследить ход расследования. Едва лондонские специалисты затронули агентурную сеть Долинга, как полетели головы. Впрочем, они зря старались: сразу после разоблачения Долинга КГБ прошелся частым бреднем по Москве, Ленинграду и еще трем городам. А через сорок восемь часов после первых задержаний и допросов с пристрастием последовала новая волна арестов. Но лондонские визитеры строго следовали букве инструкций и сразу по прибытии в Москву потребовали послать в эфир сигнал тревоги на тот случай, если кто-то из агентов еще уцелел на свободе и мог их услышать. Оставаться джентльменами до конца было главным правилом британской разведки.
Паркер зевнул и потер глаза. Можно себе представить, что за неразбериха творилась тогда.
Время от времени каждый человек испытывает внезапное предчувствие беды, которое, к счастью, редко оправдывается. То же чувство кольнуло Паркера, когда зазвонил телефон — черный телефонный аппарат городской линии. Не брать трубку нельзя, ибо в посольстве светилось только его окно — даже с улицы было видно, что Паркер на месте.
Звонила жена:
— Стивену хуже. Приезжай немедленно.
Уже положив трубку, Паркер сообразил, что никогда раньше Сузи не говорила с ним таким требовательным тоном.
На заднем сиденье «роллс-ройса», мчащегося по скоростной полосе Калининского проспекта, посол Великобритании сэр Дэвид Уайт обнимал свою «душечку». Прием в испанском посольстве закончился, теперь их ждал австралийский посол.
Сэр Дэвид благодушествовал и даже позволил себе взасос поцеловать женушку в шею, но Харриет не шевельнулась.
— Послушай, дорогой, в последние дни нам никак не удавалось поговорить, — прошептала она, — а мне надо столько тебе сказать.
— Ну так пользуйся моментом. Слушаю тебя, дорогая, — шепнул он в ответ и снова поцеловал жену. Харриет отвернулась и уставилась в окно автомобиля.
— Я изо всех сил старалась привыкнуть к московской обстановке. Но здесь все такое серое, скучное. — Она повернулась к мужу. — Нельзя ли нам досрочно уйти в отставку или придумать что-нибудь еще?
Сэр Дэвид взял жену за руку.
— Мне казалось, что тебе здесь нравится. По крайней мере ты всегда об этом говорила.
Харриет рассмеялась.
— А что еще прикажешь делать? Каждый раз заливаться горючими слезами в ответ на вопрос: «Как поживаете»?
— Но что конкретно тебя не устраивает? Ты же как будто не скучаешь.
— Да, конечно, только изо дня в день повторяется одно и то же: занятия идиотской икебаной, идиотская прогулка, идиотская гимнастика… Будь они прокляты!
— Тише, тише, старушка. — Сэр Дэвид кивнул в сторону русского шофера.
— Вот то-то и оно, нам даже поговорить нельзя. Впрочем, тебя это кажется не беспокоит. Помнишь, как мы жили до приезда сюда? У тебя всегда находилось время поболтать со мной, помечтать о маленьком домике в Уилтшире или где-нибудь еще… Ты же обещал, Дэвид! Говорил, что у нас обязательно будет домик.
Посол отпустил ее ладонь, но теперь Харриет завладела рукой мужа.
— Ведь наши планы не изменились? Правда, Дэвид? Просто не знаю, как бы я жила, если бы не надежда на будущее.
Машина остановилась. Кто-то открыл дверцу и внутрь ворвался гул толпы у посольских ворот, так что Харриет осталась в сомнении, правильно ли она расслышала ответ мужа.
Чем выше кабинет, тем труднее в нем уединиться. Эта мысль пришла на ум Калягину, когда он рассматривал батарею разноцветных телефонов на тумбочке рядом со своим рабочим столом.