Шпион смерти

— Ну-ну-ну-ну-ну! — заверещал, как ужаленный Кассио. — Тут вы, мистер Брайант, явно хватили через край! Попадопулос слабак и преступник, он сам запутался в своих махинациях, и винить в его смерти других было бы кощунством. Ну да бог с ним, Попадопулосом, вернемся к нашим баранам. — Кассио оправился от удара и не собирался сдаваться.

— Мне доподлинно известно, — начал он тихо и вкрадчиво, с победоносными нотками в голосе, — что вы получили от него за какие-то жалкие двадцать тысяч три комплекта шифров госдепа и через несколько дней передали их на явке одному джентльмену в универмаге «Б и В» в Бромме. Указанный джентльмен после встречи с вами сел в машину с дипломатическим номером, принадлежащим советскому посольству. Как вы думаете, какие мысли должны были прийти мне в голову после того, как я получил об этом информацию?

— Что указанный джентльмен, даже если он и советский дипломат, имеет право посещать универмаг и приобретать там любые товары.

— Ха-ха-ха! Вы мне нравитесь, мистер Брайант.

— А вы мне нет. Все, Мак-Интайр, вы мне надоели. До свидания.

— Постойте, постойте, мистер Брайант. Неужели вы полагаете, что, если уйдете сейчас, я оставлю все это без последствий? А между тем я мог бы все это оставить между нами, — при условии, конечно, что вы мне заплатите. Должен же я получить компенсацию за подавленное в глубине моего скорбящего сердца чувство гражданского долга!

— А сколько вы хотите?

— А во сколько оценивает свою безопасность разведчик КГБ?

— Я принципиально не желаю обсуждать эту тему, но знаю, что русские в таких случаях деньги за эквивалент жизни не принимают.

— Ну, это вы напрасно сгущаете краски! Принимают и еще как принимают! Я бы, к примеру, согласился на минимальное вознаграждение. Скажем, в пределах ста тысяч долларов.

— Мистер Мак-Интайр, вы не получите от меня и цента.

— Но это неумно с вашей стороны. Я завтра же пойду к…

— Не советую. Это не в ваших интересах. Если вы меня оклевещете, я расскажу о ваших собственных похождениях. Посмотрим, где вы больше приобретете, а где потеряете. Подумайте хорошенько. И лучше не попадайтесь мне больше на пути. Я сейчас не испытываю к вам кровожадности, но кто знает, в следующий раз я могу оказаться менее сдержанным.

Фрам развернулся и оставил Кассио в темноте. Кажется, этот подонок не посмеет больше причинить ему вреда. Кажется, он достаточно уверенно и успешно провел беседу с ним. К сожалению, пришлось разыгрывать те же карты, которыми пользовался и владелец «бумажной фабрики». Конечно, римляне учат, что по отношению к врагу все дозволено, а в его случае вряд ли можно было поступить иначе, но полного морального удовлетворения от этого все-таки не было.

Победа над гадюкой не может не оставить после себя чувство гадливости.

Часть девятая Локализация

На покорно притихшие улицы города хулиганом ворвался смерч, опрокидывая на тротуарах урны с мусором, поднимая в воздух воронки пыли и клочья бумаги и загоняя все живое по домам.

Испуганные уличные торговцы, подхватив свои нехитрые товары, как попало, в беспорядке торопились рассовывать их по коробкам и ящикам и убрать в безопасное место. Владельцы магазинов выскочили наружу и, с трудом справляясь с порывами ветра, бросились закрывать ставни и складывать непослушные зонтики и навесы. Где-то во дворе закричал ребенок.

Из-за угла выбежал ошалевший то ли от суматохи, то ли от упавшего атмосферного давления жирный черный кот и заметался по тротуару, издавая гнусавое мяуканье и тщетно пытаясь проникнуть в какую-нибудь щель. Что-то крича на ходу, вытаращив глаза, подгоняемый ветром, на велосипеде промчался посыльный из бюро услуг. Почему-то сразу не известно куда исчезли завсегдатаи улиц — автомашины, как будто почуяв для себя неожиданную опасность.

Громадная свинцовая туча наплывала с запада и, несмотря на встречный ветер, стремительно приближалась к изнывавшему от духоты городу. Раскаты ухавшей за горизонтом громобойной артиллерии все чаще синхронизировались со зловещей пляской молнии, разрезавшей своими длинными огненными кинжалами сизое масло сгустившихся сумерек.

С шумом распахнулось, не выдержав напора воздуха, окно, и в номер ворвалась упругая струя прохлады. Она раскачала тяжелую хрустальную люстру «баккара» под потолком, перепутала страницы оставленной на прикроватной тумбочке книги, сбросила на пол повешенную на спинку стула пижаму. Фрам бросился к окну и, с трудом справляясь с ветром, закрыл обе его половинки на защелку. В комнате мгновенно наступила тревожная, как в идущем на посадку самолете, тишина. Она покалывала в ушах, сжимала тисками голову и отупляюще действовала на сознание.