Шпион среди друзей. Великое предательство Кима Филби

В Бейруте Элеанор Филби в отчаянии наблюдала за тем, как ее некогда обворожительный супруг распадается на глазах от пьянства и депрессии. Филби «пил в вертикальном и в горизонтальном положении» и все чаще пил в одиночестве. «Кажется, наша квартира была единственным местом, где он чувствовал себя в безопасности». Всякий раз, когда он решался выбраться на какое-то светское мероприятие, все кончалось полной отключкой. Однажды, к ее великому стыду, его вынесли на руках с вечеринки в посольстве. «Ему достаточно было понюхать спиртное, чтобы потерять голову. Он не выходил из депрессии», — писала Элеанор, «пытавшаяся понять причину его внутреннего напряжения и отстраненности». «Что происходит? — спрашивала она снова и снова. — Почему ты мне не говоришь?» — «Нет, ничего, ничего», — отвечал он.

Лишь задним числом она осознала, что его запои, его уходы в алкогольное забытье являлись признаком того, что человек живет в постоянном страхе.

Его репортерская работа превратилась в жалкий ручеек. Питер Ланн, когда первый раз обменялся с ним рукопожатием, заметил, что рука у него дрожит. При этом Филби настоял на том, что, если они случайно встретятся на каком-нибудь вечере, следует сделать вид, что они незнакомы; такую предосторожность Ланн посчитал странной и излишней. В глазах Элеанор последний выглядел, в сравнении с «теплым» Эллиоттом, как «такая холодная рыба».

В сочельник Филби отказался идти на какие-либо вечеринки в Бейруте и вместо этого пил дома шампанское с Элеанор на балконе в гнетущей тишине. На следующий день ему должен был исполниться пятьдесят один год, и Элеанор запланировала маленький дневной раут. В полтретьего все гости разошлись. Филби собирались провести тихий вечер дома, но тут пришел Майлз Копленд. «Он нас потащил, невзирая на все протесты, на новогодний сбор у каких-то американцев». Филби «уже успел набраться», а на вечеринке совсем упился. С наступлением ночи они поплелись домой на улицу Кантари. Элеанор собиралась ложиться спать, когда услышала грохот в ванной и вопль боли, а затем снова грохот. Филби упал и разбил голову о радиатор, попробовал встать и снова загремел. «Из двух больших рассечений на темени вовсю лилась кровь. Вся ванная уже была в крови». Элеанор замотала ему голову полотенцем и помчалась к телефону. Филби, оглушенный и все еще пьяный, отказался покидать квартиру. Наконец прибыл ливанский доктор, который объявил: «Если мы сейчас не отвезем вашего мужа в госпиталь, я за его жизнь не отвечаю». Филби уговорами посадили в лифт, а затем увезли в американскую университетскую больницу, где его заштопали и накачали успокоительным. Врач отвел Элеанор в сторонку и с озабоченным видом заявил: «Еще одна унция алкоголя в крови, и он бы не выжил».

Филби настоял, чтобы они вернулись домой. Вид у него был жалкий: забрызганный кровью домашний халат, синевато-багровые глаза, забинтованная голова, словно в тюрбане. «Вот болван, — пробормотал он. — Завязываю, раз и навсегда».

Неделей позже Ник Эллиотт по дороге в Бейрут сделал остановку в Афинах, где встретился с Халси Колчестером, шефом местного отделения МИ-6, и его женой Розанной, близкими друзьями по Стамбулу. Эллиотт уже «был готов к интеллектуальной битве, в которой он выйдет победителем», но сначала ему надо было облегчить душу. «Мне поручено труднейшее задание, — сказал он Халси и Розанне. — Я должен бросить ему вызов». Как и Эллиотт, Колчестеры всегда восхищались Кимом и поддерживали его, поэтому они были совершенно обескуражены, узнав о том, что его вина доказана. «Это был страшный шок — узнать, что он подло шпионил. Такой милый, радушный, умный».

Розанна знала Эллиотта как человека легкого — «он вечно шутил по любому поводу», — но за ужином в Афинах он выглядел убийственно серьезным, озабоченным и страдающим. В отчете об этом вечере она рисует портрет человека накануне худшего дня его жизни.

Николас осознавал, что на его руках кровь. Он знал Филби очень близко, и вся эта история приводила его в ужас. Ник признавался, что готов его убить. Обдумывая, что сказать, он даже репетировал: «Притворяться бессмысленно. Мы знаем, кто ты». Ник всегда был таким забавным. Он, как актер или эстрадник, вечно кого-то играл. Невозможно было понять, какой он на самом деле. Истинный англичанин, Николас словно бы ничего не принимал близко к сердцу, скрываясь за фасадом бесконечных острот. Но в тот вечер он был как натянутая струна. Он страшился этой встречи, она не предвещала ничего хорошего. Его могут пустить в расход, Филби или Советы. «Я надеюсь, что он не выстрелит в упор», — сказал Ник. Он только и говорил, что о Филби, о том, как близко его знал. Он сам решил пройти через это испытание, хотя его никто не заставлял. Это был смелый шаг. Он хотел сам во всем убедиться.