Шпион среди друзей. Великое предательство Кима Филби

«Мы должны выяснить масштаб нанесенного им урона, — сказал Дик Уайт во время встречи с Макмилланом. — Полный отчет со всеми подробностями: как действовали русские и кто работал вместе с Филби. Нам это крайне важно». И еще, добавил он, хоть Филби и предатель, «мы должны с ним обращаться как с джентльменом». Уайт бегло изложил план действий, позволяющий избежать публичного скандала и получить максимальный результат: Артур Мартин как можно скорее вылетит в Бейрут, предъявит Филби исчерпывающие доказательства его вины и предложит компромисс: иммунитет против судебного преследования в обмен на исчерпывающие признания и безоговорочное сотрудничество. Ничего подобного не предлагалось Джорджу Блейку, но на то он и Блейк, иностранец и не джентльмен. Макмиллан план одобрил, но потребовал абсолютной секретности: «Рот на замке», — сказал он Дику Уайту. Генеральный прокурор и замминистра иностранных дел также одобрили план, исключительно в устной форме. МИ-5 подготовила «пухлое досье для предстоящей конфронтации», которое Мартин проштудировал, перед тем как в Бейруте будут раскрыты карты. Он «расколет» Филби, вытянет из него всю правду и уничтожит раз и навсегда. Единственным препятствием на пути к осуществлению этого замечательного сценария был Николас Эллиотт.

Не успел Эллиотт приехать в Лондон, как его вызвал Дик Уайт и не без удовольствия сообщил, что последние сомнения отпали: свидетельство Флоры Соломон подтверждает, что с начала тридцатых годов Филби является советским шпионом. Он предал свою страну, свой социальный класс и свой «клуб»; все это время он лгал МИ-5 и МИ-6, ЦРУ и ФБР, своей семье, друзьям и коллегам; он всех водил за нос, нагло и блестяще, больше тридцати лет. Но главной жертвой его обмана стал, конечно же, Николас Эллиотт.

Двадцатичетырехлетний Эллиотт оплакивал смерть Бэзила Фишера, когда с ним познакомился и задурил ему голову Филби, человек, которому он будет доверять, перед которым будет преклоняться и которого будет поддерживать всю свою зрелую жизнь. Их судьбы развивались в тандеме: частная средняя школа, Кембридж, МИ-6, пересекаясь профессионально, культурно и географически. И на всем протяжении, от Сен-Олбанса до Стамбула, Филби для Эллиотта всегда был примером: его искусство разведчика, житейская ирония и даже зонт с ручкой из черного дерева. Они редко обсуждали свои страхи или надежды, их чисто английская дружба держалась на крикете, алкоголе, шутках, а также общих взглядах на мир и привилегированное положение в нем. Они сблизились, как только могли сблизиться в середине двадцатого века два английских гетеросексуала из высшего общества. Эллиотт, по-военному преданный, готов был не раздумывая прикрыть товарища на поле боя и ценил эту дружбу, прошедшую боевую закалку, превыше всего. Сейчас он впервые задумался о заплаченной цене, о том, скольких людей, ни о чем не подозревая, приговорили к смерти Джеймс Энглтон и лично он. У некоторых жертв были имена: немецкие антикоммунисты, известные среди католиков как Фермерены; Волковы в Стамбуле; молодые грузины, убитые при переходе турецкой границы; возможно, Филби имел отношение даже к странной смерти Бастера Крэбба. Многие жертвы остались и вовсе безымянными: агенты, внедренные по ту сторону «железного занавеса» и оттуда не вернувшиеся домой; албанские «эльфы», отправленные на тот свет сотнями вместе с их семьями; никому не известное число агентов, сданных на Ближнем Востоке. Эллиотт никогда не узнает точную цифру мартиролога, разве вспомнишь все твои разговоры с близким другом, всю конфиденциальную информацию, которой ты с ним за эти тридцать лет поделился? Уикенды за крикетом, вечера в клубе, прогулки по ночному Бейруту — сплошная шарада, видимость товарищества, служившего прикрытием для сбора информации в пользу советских хозяев. Эллиотт делился с Филби чуть не всеми секретами, а тот держал свой главный секрет при себе.