В конце августа 1962 года Ким и Элеанор отправились в Иорданию в давно запланированное семейное путешествие. За несколько дней до возвращения он вдруг объявил жене, что должен срочно вернуться в Бейрут, без всяких объяснений. Когда Элеанор приехала домой, свет во всей квартире был выключен, а Филби сидел на темной террасе, совершенно пьяный и безутешный.
— Что с тобой? Что случилось?
— Джеки умерла, — выдавил он из себя.
Их любимица упала с балкона пятого этажа. Элеанор заподозрила, что ливанская служанка, не одобрявшая проживание вонючего дикого зверя в городской квартире, столкнула лису с парапета.
«Ким был безутешен», — написала Элеанор, считавшая скорбь по домашнему питомцу хотя и понятной, но все же «чрезмерной». Николаса Эллиотта тоже удивило и обеспокоило, что Филби «раздавлен» гибелью лисицы, что он страдает до слез: «Не считая потери его отца, это был единственный случай за все годы нашей дружбы, когда я наблюдал открытые проявления эмоций». Филби сдавал на глазах — причиной этого были отчасти скорбь, отчасти страх.
Семью месяцами ранее в Хельсинки в дверь Фрэнка Фрайберга, представителя ЦРУ в Финляндии, постучался маленький русский толстячок в меховой шубе и объявил на плохом английском, что хочет сбежать на Запад. Майор Анатолий Голицын уже давно это планировал. Старший офицер отдела стратегического планирования КГБ и ветеран советской разведки с пятнадцатилетним стажем располагал целым кладезем секретов, в основном удержанных в памяти, или наполовину удержанных, или почти удержанных. Проблема Голицына заключалась в том, что, зная много чего о некоторых аспектах советской разведки, он еще знал понемногу обо всем. Часть этой информации, содержавшаяся в его голове и в документах, спрятанных им в снегу перед визитом к Фрайбергу, была достоверной и надежной, но другая часть была фрагментарной и частично ложной. Голицына быстро переправили в Штаты, где начали допрашивать, и процесс этот продолжался не один год.
Джеймс Энглтон был доволен, считая Голицына «самым ценным перебежчиком из всех, оказавшихся на Западе». Другие полагали, что он ненадежен. Некоторые держали его за психа. Весной шестьдесят второго ЦРУ дало добро на поездку Голицына в Лондон, где его должны были допросить в британской разведке. Там-то Голицын и поведал о том, что в Москве рассказывали об «очень важной шпионской сети в Великобритании под названием „Пятерка“», этаком квинтете двойных агентов, которые познакомились в университете и на протяжении многих лет поставляют советской разведке ценнейшую информацию. Хотя Голицын не мог идентифицировать Филби ни под его настоящим именем, ни под кодовой кличкой, этого хватило, чтобы возобновить давно положенное под сукно расследование и снова пустить охотников из МИ-5 по следу Кима Филби.
Бегство Голицы [и] на вызвало в Москве сильнейший шок. Пятьдесят четыре резидентуры КГБ по всему миру должны были доложить Центру, в какой мере он мог быть посвящен в их операции. Были отменены встречи с важными агентами и одобрены планы по ликвидации Анатолия Голицына при первой возможности.
Юрий Модин покинул Великобританию в 1958 году. А летом шестьдесят второго, согласно архивным документам ЦРУ, он отправился на Ближний Восток через Пакистан. Много позже следователи из МИ-5 докопались, что поездка Модина совпала с неожиданным возвращением Филби из Иордании, где он отдыхал с женой, после чего у него «все заметнее стали проявляться признаки алкоголизма и стресса». МИ-5 заключила, что «Модин прилетел в Бейрут, чтобы предупредить Филби об опасности», рассказать ему, что хорошо информированный перебежчик выдает важные секреты. Если контакт произошел в Бейруте, то место встречи так и не было обнаружено. Впоследствии Модин описывал, что некогда неугомонный агент Стэнли превратился в «собственную тень». Цель его визита была очевидна: «Посоветовать Филби не возвращаться в Великобританию из-за угрозы ареста и согласовать план бегства на случай непредвиденных обстоятельств». А в результате Филби погрузился в пучину страха. Когда Элеанор застала мужа сидящим в полной темноте, да еще в слезах, он оплакивал не только мертвую лису.
В октябре 1962 года Николас Эллиотт получил новое назначение: глава отдела МИ-6 по Африке, базирующегося в Лондоне. Еще одно серьезное повышение с целью закрыть важный участок «холодной войны». Два года в Ливане были для него интересными, плодотворными и веселыми, сопровождались «утробным смехом», ради которого он жил. Эллиотт уезжал из Бейрута с грустью, вызванной не в последнюю очередь плачевным состоянием друга. Питер Ланн, его предшественник в Вене, а ныне преемник в Бейруте, перед отъездом спросил Дика Уайта, надо ли ему что-то предпринимать в отношении Кима Филби. Уайт был в курсе того, что последним снова заинтересовалась МИ-5. «Он предатель, это ясно, — последовал резкий ответ. — Просто приглядывай за ним, подождем-посмотрим».