Флора Соломон позже утверждала, что, разоблачая Филби, она руководствовалась исключительно политическими мотивами: он писал антиизраильские статьи, и она хотела, чтобы «Обсервер» отказался от его услуг. Но были и личные причины. В тридцать девятом Соломон познакомила Филби с Эйлин и чувствовала себя отчасти ответственной за семейную сагу, которая окончилась печальной и одинокой смертью ее подруги. Соломон пыталась забыть эту трагедию, но до сих пор кипела по поводу того, «как ужасно он обращался со своими женщинами». И вот призрак Эйлин Фёрс восстал для мщения.
— Ты должен что-то сделать, — потребовала Флора Соломон от Ротшильда в своей властной манере.
— Я подумаю, — пообещал он.
Виктор Ротшильд был опытным кукловодом. Он не просто подумал. Вернувшись в Лондон, он немедленно доложил об этом разговоре в МИ-5, вызвав фейерверк радости среди тех немногих сотрудников, кто все еще жаждал справедливого суда над Филби. И вот наконец-то «настоящий прорыв». Не без труда удалось уговорить Флору Соломон приехать на беседу с офицерами МИ-5 в квартире Ротшильда, поставленной по такому случаю на прослушку. Там она снова изложила свой разговор с Филби тридцатилетней давности. Следователи сочли ее «женщиной странной, не заслуживающей доверия», и заподозрили в том, что она гораздо больше вовлечена в левый радикализм, чем готова признать. Разговор записал сотрудник МИ-5 Питер Райт. Годы спустя в своей наделавшей много шума книге «Ловец шпиона» Райт задался вопросом, не состояли ли Соломон и Филби когда-то в любовных отношениях и не было ли ее запоздалое разоблачение продиктовано жаждой мести. «Совершенно очевидно, что у нее был на него зуб».
У Флоры Соломон душа ушла в пятки: если она станет открыто свидетельствовать против Филби, то к ней могут наведаться боевики из КГБ. «Я не буду выступать публично, — предупредила она МИ-5. — Это слишком рискованно». Чем больше МИ-5 ее прессовала, чтобы она сделала официальное заявление, тем сильнее она тревожилась: «Произойдет утечка, я знаю, что произойдет утечка, и что тогда будет с моей семьей?» В конце концов она согласилась встретиться с офицерами Моссада, хотя и была задета намеком, что она скорее готова откровенничать с израильской разведкой, чем с британской.
Откровения Соломон наконец представили доказательства того, что Филби был действующим советским шпионом и вербовал людей во имя коммунистических идеалов, что он сознательно скрывал свое прошлое и последовательно лгал на допросах. Таких боеприпасов как раз не хватало Позеру Милмо, таких доказательств вины Филби всегда требовали его сторонники. «Почему она десять лет молчала?» — спросил Уайт, когда ему сообщили об откровениях Соломон. У нее был готовый ответ: «Как я могла обнародовать эту информацию, когда все публичные заявления указывали на его невиновность?» Вина лежала не на ней, настаивала Соломон, а на них: то, что Филби избежал правосудия, в очередной раз показало, «как члены „клуба“ и университетские дружки защищают своих».
Этой защите пришел конец, а МИ-5 уже готовила атаку. Офицер, работавший над делом Филби с 1951 года, Артур Мартин, приготовился нанести смертельный удар. Больше десяти лет Мартин пытался пробить броню Филби. Никто не знал материалов дела лучше, чем он. После доказательств Соломон и подтверждающих показаний Голицына остальные элементы обвинения сложились в четкую картину. Разгорелась острая дискуссия о том, как притянуть Филби к ответу, задача с целым букетом проблем — политических, правовых и чисто практических. Даже если удастся уговорить Соломон выступить свидетелем, это будут всего лишь косвенные улики. Приговор Джорджу Блейку вынесли на основе его признательных показаний, Филби же, скорее всего, будет, как и прежде, все отрицать, а без признания вины нет гарантии, что его осудят. Судебное разбирательство само по себе не сулит ничего хорошего, тем более если выплывет наружу, что Филби до сих пор состоит на довольствии в МИ-6; а если оно еще и не закончится обвинительным приговором, то это будет просто катастрофа. Для Гарольда Макмиллана, ныне премьер-министра, этот момент был особенно щекотливым: будучи министром иностранным дел, он лично снял с Филби все подозрения; новое шпионское разбирательство способно похоронить консервативное правительство. Конечно, можно как-то заманить Филби в Англию, на то есть его издатели, а затем попытаться выудить у него признание. Но Филби отлично известно, как поймали в ловушку Блейка, и он «слишком хитер», чтобы попасться на ту же удочку; вызов в Лондон сразу его насторожит. Были и более радикальные варианты: похитить Филби из Бейрута или даже убить. Но в условиях эскалации «холодной войны» убийство или похищение советского шпиона могло спровоцировать жесткий ответ с непредсказуемыми последствиями. А кроме того, после истории с Крэббом у всех пропал аппетит к драматическим авантюрам. Один Филби знал весь масштаб своей шпионской деятельности, и только живого можно было как-то уговорить, чтобы он назвал других советских агентов, внедренных в британский истеблишмент.