Шпион среди друзей. Великое предательство Кима Филби

Однажды вечером, несколько недель спустя, Эллиотт услышал, как в почтовый ящик упало письмо. В нем обнаружились отпечатанные на машинке страницы и пустой конверт с адресом: Ким Филби, почтовый ящик 509, Центральный почтамт, Москва. На конверте не было ни штемпеля, ни даты, однако почерк не вызывал никаких сомнений.

Дорогой Ник,

Не знаю, удивит ли тебя это письмо. Наше последнее общение было таким странным, что невольно возникает мысль, уж не хотел ли ты, чтобы я слинял.

Я в высшей степени благодарен тебе за твое постоянное дружеское заступничество. Я бы связался с тобой раньше, но подумал: пусть лучше время все расставит по своим местам.

Я вспоминаю наши встречи и разговоры с неизменным удовольствием. Они весьма способствовали укреплению веры в себя в этом сложном мире! Я по-прежнему очень ценю нашу дружбу и надеюсь, что доходящие до меня слухи о твоих неприятностях, связанных с моей персоной, преувеличены.

Горько думать, что я мог стать для тебя источником волнений, но меня греет уверенность в том, что ты наверняка найдешь выход из любой передряги.

Я часто размышляю об интересующих тебя вопросах в связи с этой историей, и как было бы полезно, если бы мы могли посидеть и потолковать о том о сем, как в былые времена, и обсудить вопросы, представляющие взаимный интерес. После серьезных раздумий я пришел к выводу, что удобным местом для такой встречи был бы Хельсинки, куда ты можешь запросто приехать, — или, может, Берлин?

Я вложил пустой конверт с адресом. Если ты согласишься с моим предложением, отправь в нем какую-нибудь открытку с видом на Тауэрский мост. В ответ я с тобой снова свяжусь по тому же каналу и уточню место встречи.

Как ты, вероятно, догадался, я посылаю это письмо через «надежные руки» на твой домашний адрес по очевидной причине. И ты, разумеется, к этому отнесешься как к сугубо частной переписке, касающейся только нас двоих. По крайней мере, я надеюсь, что ты найдешь способ последовать моему совету в этом деле.

Смерть Гая стала для меня горькой потерей. Он уже давно тяжело болел, и только природное здоровье быка позволило ему прожить так долго. Как жаль, что мы уже никогда не соберемся втроем в Прюнье!

Надеюсь на скорый ответ.

Большой привет Элизабет (кстати, лучше ей не знать содержания этого письма — и остальным тем более).

Эллиотт не верил своим глазам. Филби писал так, словно его предательство было не более чем мелким недоразумением в их долгой дружбе. Как будто Фермерен, Волков, албанские «эльфы» и бессчетное множество других, обреченных на смерть, не существовали вовсе. Уж не пытается ли он заманить Эллиотта в ловушку? Или уговорить стать двойным агентом, сбить с ориентира в этом «сложном мире»? Отправка пустой открытки с видом на Тауэрский мост является неким знаком, который будет как-то интерпретирован в КГБ; хочет ли этим Филби показать, что он действует без одобрения русской спецслужбы, и таким образом намекает на то, чтобы его умыкнули обратно «для обсуждения вопросов, представляющих взаимный интерес»? Первой реакцией Эллиотта было негодование: «Ну не бред — полагать, что я соглашусь с ним встретиться втайне от моего шефа и моей жены?» Вот он, прежний Филби, пускающий в ход все свое обаяние, помноженное на браваду, с отсылкой к их незабвенной дружбе и надеждой, что он не испортил карьеру старого приятеля. Эллиотт решил, что письмо представляет собой «на редкость неуклюжую попытку кэгэбэшной дезинформации с целью бросить тень на мою лояльность». Наутро он отнес письмо в штаб-квартиру МИ-6 и показал Дику Уайту, которого оно заинтриговало в не меньшей степени. Это странное послание дало толчок «многочасовым дискуссиям на тему, следует ли что-то предпринять, и если да, то что, по данному поводу». Сам Эллиотт был за то, чтобы организовать такое рандеву: «во-первых, я буду покрепче, чем он, а во-вторых, я выберу место встречи». Его предложение отклонили.

Ключ к намерениям Филби, возможно, скрыт в первых же строках. Он хотел для себя уяснить, раз и навсегда, не для того ли Эллиотт загнал его в угол, чтобы он сбежал. Спекулируя на их дружбе, он надеялся выяснить, выиграл ли он в конечном счете эту битву двух манипуляторов, перехитрил ли он Эллиотта или все было наоборот.

Эллиотт не доставил ему такой радости, но все же отправил последнее и довольно ядовитое послание, недвусмысленно отсылающее лишь к одному из великого множества «трагических эпизодов», лишь к одному из многих людей, которых погубил Филби, своего рода эпитафию их грубо растоптанной дружбе: «Положи от меня цветы на могилу несчастного Волкова».

Глава 20 Три старых шпиона